— Только трижды Восточно-Европейские страны пытались бросить нам вызов, запугать нас, — сказал он. — Однажды в Польше, и тогда к власти пришел Гомулка, однажды это были немцы, о чем я вам только что рассказывал, и однажды в Чехословакии, и мы все знаем, чем это кончилось.
— А как насчет событий в Венгрии в 1956 г.? — спросил я.
— Это была не та угроза, — ответил он без объяснений.
Я не уловил логики, но понял, что этот человек, несмотря на его цинизм, анекдоты о коррупции и, очевидно, искреннее желание внутренних реформ, гордится тем, что он — реальный политик, что он движим личными устремлениями к власти и влиянию и ему льстит чувство собственного превосходства и осведомленность в секретных делах, которую дает ему положение профессионального партийного работника. Он верил в истоки и цели революции и, хотя считал, что партия сбилась с пути при Сталине, чрезвычайно гордился могуществом своей страны, созданным Сталиным, — этой империи, собранной Сталиным под руку Москвы. Поднимаясь по служебной лестнице, он был готов выполнять приказания партии, если уж не удастся использовать свои партийные связи, чтобы отвертеться от какого-нибудь неприятного поручения; он был готов постоянно распинаться в преданности идеологии, в которую, по его собственном заявлению, не верил, гордясь умением скрывать собственные взгляды и своей репутацией талантливого партийного оратора. В сущности, это был идеальный «свой человек» для партии. Я отлично представлял себе, как он продвинется на этом поприще через несколько лет: его неверие все больше подчиняется его честолюбивым устремлениям, его националистическая гордость советской мощью растет вместе с внутренним удовлетворением своей принадлежностью к привилегированному клану, и до времени затаилась угроза припомнить потрясенному его честолюбием другу слова укоризны. Для Володи, как и для некоторых других советских интеллигентов, которых я встречал, наиболее типичным жестом является то, что русские называют «
Итак, вера или неверие в идеологию не является чем-то существенным до тех пор, пока личность подчиняется и не бросает открытого вызова идеологии. Система торжествует, а вместе с ней и идеологические ритуалы, которые ее укрепляют, узаконивают и увековечивают.
XII. ПАТРИОТИЗМ Вторая мировая война была только вчера
XII. ПАТРИОТИЗМ
Прошлое России прекрасно, ее настоящее великолепно, а что до ее будущего — оно превосходит самую смелую игру воображения. Именно в таком ключе следует писать историю России.