Ни по какому другому вопросу мнение простых людей, кажется, не совпадает с официальной линией в большей степени, чем в отношении Китая, к которому русские испытывают глубоко укоренившийся страх и недоверие. Русские интеллигенты говорили о китайцах, как о современных варварах, рассказывая, что китайским крестьянам, работающим на полях, промывают мозги с помощью громкоговорителей, что жизнь в Китае полностью военизирована и что люди помешаны на маоизме. Таким предстает Китай в советской печати и телевизионных передачах. Меня поразила ирония, состоящая в том, что эти русские интеллектуалы представляют себе Китай таким, каким на Западе представляли себе Россию при Сталине в разгар холодной войны. Они говорили о китайцах, как о новых сталинистах. «Китайская военная угроза» — еще один жупел, которым пугают русский народ. Один советский журналист, вернувшись в Москву из Белоруссии, которая находится на гигантском расстоянии от Китая, рассказал нам, что минчане боятся войны с Пекином. В Москве матери не хотят, чтобы их сыновья отбывали службу на советско-китайской границе, точно так же, как американские матери не хотели, чтобы их мальчиков отправляли во Вьетнам. В пограничных зонах или городах, расположенных неподалеку от границы, например, в Иркутске, ненависть и подозрительность по отношению к китайцам чувствовались особенно сильно. Иногда люди с горечью говорят о кровопролитном столкновении с китайцами за остров Даманский в 1969 г. Однажды в иркутском ресторане мы обедали за одним столиком с молодым программистом, выслушивая от него очередную порцию гневных антикитайских высказываний (как нам рассказывали русские, ненависть к Китаю разжигается на закрытых политических инструктажах). С противоположного берега озера Байкал, менее чем в 50 км, как говорил программист, можно увидеть Монголию и Китай. Мне это показалось преувеличением, однако программист настаивал на своем. Высказывая неприкрыто империалистские взгляды и пренебрегая формальной независимостью Монголии, он «добродушно» называл эту страну «нашей 16 республикой» — оскорбление, равноценное тому, чтобы назвать Мексику 51 штатом США. К монголам, в отличие от китайцев, он относился хорошо.

«У нас здесь в Иркутске их было много — в институтах, на предприятиях, — говорил он, имея в виду китайцев. — Мы их всему учили. А теперь они вернулись к себе, и, посмотрите, как они к нам относятся». Этот человек был ожесточен антисоветской пропагандой, проводимой в китайской прессе и радиопередачах из Пекина.

«И ни один китаец здесь больше не появляется?» — спросил я, имея в виду гражданских лиц или дипломатов, но он, думая, что я спрашиваю о каких-нибудь военных инцидентах, ощетинился в приступе шовинизма: «Нет, нет, нет, — заявил он. — У нас достаточно войск вдоль границы, чтобы с ними справиться. Здесь. Где угодно. В Россию им не попасть. У меня брат был на Даманском. Мы им там показали. А если они попытаются еще что-нибудь затеять, опять получат», — и он поднял могучий, крепко сжатый кулак в том характерном жесте, который у русских обозначает силу.