Советские власти не позволили «выскользнуть» из-под контроля расширившимся контактам с Западом. Каждая отъезжающая делегация ученых или деятелей культуры тщательно проверялась, так же, как и представители СССР на международных съездах, проходивших в Советском Союзе. «Попасть на встречу с американцами это практически то же, что получить допуск в закрытый (оборонный) институт», — жаловался один ученый-естествоиспытатель. Неудивительно, что те, кто не попал в этот привилегированный круг, чувствуют себя более изолированными, чем когда бы то ни было. «Сначала пригласите в Америку всех наших боссов, — говорил один русский ученый американцу, занимавшемуся организацией мероприятий по научному обмену, — и только после того, как они все там побывают, может быть, к вам смогут поехать делегации, действительно состоящие из ученых». Контакты членов делегаций за рубежом контролируются информаторами: часто — это просто входящие в группу ученые, стремящиеся заработать право на дальнейшие постоянные поездки на Запад.
Другими словами, брежневское руководство ясно показало, что не намерено повторять то, что совершенно очевидно считает ошибкой Хрущева — некоторых послаблений внутри страны, сопутствующих ослаблению напряженности в отношениях с заграницей. Несмотря на разрядку, бдительность к иностранной подрывной деятельности в области идеологии остается первостепенной заботой советской прессы. На закрытых лекциях и даже в маленьких летних кинотеатрах в парках русским говорят и показывают, как заграничные туристы, ученые или бизнесмены пытаются провезти религиозную или политическую литературу либо другую «контрабанду» в Советский Союз, чтобы развращать советских людей. Несмотря на то, что в июле 1975 г. на Конференции по европейской безопасности и сотрудничеству было достигнуто соглашение об обмене наблюдателями на крупных военных маневрах в Европе, Москва до сих пор противится проверке выполнения военных соглашений путем инспекции на месте.
Она добилась формального признания фактических границ Восточной Европы, точно так же, как раньше использовала благоприятную атмосферу разрядки, чтобы добиться поддержки своего предложения о принятии Восточной Германии, Кубы и Северного Вьетнама в Организацию Объединенных Наций. Русские согласились с декларацией Конференции относительно воссоединения семей и свободы перемещения между Востоком и Западом. Однако Брежнев открыто предупредил Запад о том, что «никому не следует пытаться на основании тех или иных внешнеполитических соображений предписывать другим народам, каким образом они должны решать свои внутренние дела». Члены Политбюро, вроде Юрия Андропова и Михаила Суслова, высказавшись о том, что беспокойство Запада по поводу прав человека является ничем иным, как маскировкой «идеологического саботажа», подчеркнули тем самым что никаких изменений внутри страны с целью приспособления к Западу не произойдет. Георгий Арбатов, ведущий комментатор в области советско-американских отношений, утверждал, что русские «далеко опередили Запад и, в частности, Соединенные Штаты» в соблюдении прав человека, предусмотренных декларацией Конференции по безопасности. Иными словами, Кремль стремился переложить выполнение условий разрядки только на Запад, чтобы получить все преимущества, связанные с «изменившимся соотношением сил», по выражению советских марксистов, и одновременно свести к минимуму влияние разрядки внутри страны. Брежнев усиленно проповедовал идеи разрядки Западу, но старался не допустить их у себя дома. До сих пор он действовал в этом направлении очень успешно.