14. Так или иначе, 1990-е годы отмечены выходом на первый план человека специфического типа – беспринципного авантюриста, игрока, социального манипулятора и демагога. Развал жесткой тоталитарной системы выводит на сцену людей, свободных от моральных и человеческих сдержек, одержимых жаждой власти, денег, наслаждений, переживающих жизнь как азартную игру, готовых к любым предприятиям, если они обещают успех, признание, восхищение и возможность соединять людей (под любыми лозунгами, важно лишь, чтобы они соответствовали духу времени, Zeitgeist). Наиболее ярко этот тип представлен в коллективном автопортрете социальной среды наших демократов и реформаторов – образе Б. Березовского, составленном из серии интервью его окружения П. Авеном[299]. Этот же социальный типаж столь же отчетливо и характерно проявляется в другой книге, также составленной из множества интервью и самоописаний, рассказывающих о расцвете новой, «свободной», бесцензурной журналистики 1990-х[300]. Это не просто впечатляющая «история успеха», очерк нравов кратковременной эпохи, но и описание человеческой несостоятельности, банкротства и предательства. Сейчас уже понятно, что крах и аномия вряд ли могли дать другие человеческие типажи, кроме полумаргиналов, внутренне развращенных и прикормленных детей советской элиты или фигур из околономенклатурной обслуги, почуявших свой шанс и понявших, что «время делать бабки». Поэтому манипуляторы из среды научной молодежи, инженерно-технической интеллигенции, кооператоров примкнули к оказавшимся на волне скороспелым партиям, в первую очередь к тем, кто шел в союзниках с Ельциным, у кого был ресурс административной силы, за кем было будущее.

15. Вопрос, что считать причиной путинизма, возвратного тоталитаризма – нынешний обширный некроз морали как следствие принудительной адаптации к репрессивному государству или же, напротив, недоразвитость (гражданского) общества и его этики – носит схоластический, умозрительный характер. Понятно, что всеобщая коррумпированность и цинизм функционально связаны с массовизацией, массовым обществом, отказом от культуры достоинства. Но не всякий процесс массификации оборачивается тоталитаризмом или фашизмом, в ряде стран действует сильнейший иммунитет против трансформации демократий в тоталитаризм, несмотря на заметные условия для развития фашизоидных или тоталитарных трендов. Более внимательные наблюдатели всегда подчеркивали принципиальное различие доминантных человеческих типов в тоталитарных режимах (СССР, например) и демократиях. Еще А. Тойнби упрекал советологов в том, что они, проводя внешние параллели и статистические сопоставления промышленного развития в СССР и в странах Запада, не учитывают моральные аспекты человеческого существования, из-за чего анализ всякий раз заходит в тупик[301].