Способность со страстью[425] относиться к действительности, а соответственно, наделять происходящее смыслом и значением, то есть видеть в науке способ обращения с реальностью, – вещь столь же индивидуальная (и редкая у нас), как и способность к любви, но именно поэтому она так высоко ценится в европейском обществе и культуре[426]. Новые точки зрения на реальность, новый интерес к ней, потребность в новых объяснениях и понимании материала могут появляться только как ответ на свои собственные жизненные, личностные или экзистенциальные проблемы. По существу, такого рода значения образуют ценностные основания дисциплины, подчеркиваю, – не аксиоматические, а именно ценностные, соединяющие культурные проблемы и познавательные средства и инструменты, то есть то, что составляет внутренний этос автономной науки. Другими словами, мотивация познания непосредственно связана с принципами институциональной организации науки. Только там, где есть или где гарантирована автономия науки, независимость ее от внешних регуляций, где выражен субъективный интерес исследователя, возникает внутренняя потребность в понимании и готовность к постижению реальности, выливающаяся в разработку генерализованных средств ее объяснения. Эпигон же – всегда имитатор чужой страсти.

Это первая плоскость вопросов о том, как возникает спрос на теоретическое знание.

Второе условие рождения спроса на теоретико-методологический анализ или причина появления новых теорий – столкновение парадигм (теорий и подходов), предложенных или разработанных в рамках различных школ. Подобные коллизии заставляют пересматривать методы и базовые посылки общепринятых систем объяснения, конструкций фактов и принципов оценки их достоверности, надежности, валидности, корректности интерпретаций, требуют анализировать генезис тех или иных теоретико-методологических процедур, характер установления связности, причинности и тому подобных функциональных отношений объяснения. Необязательно это должно сопровождаться научными революциями в духе Т. Куна. Это может быть рутинная методическая работа самоконтроля проделанных объяснений и процедур получения данных, рефлексия относительно методологических процедур, фактов и принципов их оценки, адекватности применяемых мер, подходов и способов объяснения. Нахождение новых принципов объяснения, снимающих одномерности прежних теоретических конструкций, оказывается в таких ситуациях нормальным решением постоянно возникающих в научной практике вопросов интерпретации, а сам разбор понятийных конструкций, их генезиса или границ генерализации – реакцией на социальные ожидания различных участников научного процесса[427].