Огромная активная роль света в новом европейском театре — будь то драма, опера или балет — была, конечно, подсказана Дантом. Ср. роль освещения в описании театра XVII в. у М.: «В старинном многоярусном театре, / С прок`опченной высокой галереи, / При свете оплывающих свечей... / Я не услышу обращенный к рампе, / Двойною рифмой оперенный стих» («Я не увижу знаменитой «Федры»...», 1915). Эпитет «многоярусный» имеет прямое отношение к концепции театра и концепции истории у М.: «Подъезжая с тылу к неприлично ватерпруфному зданию мариинской оперы <...> — Как вы думаете, где сидела Анна Каренина? — Обратите внимание: у античности был амфитеатр, а у нас — у новой Европы — ярусы. И на фресках страшного суда и в опере. Единое мироощущение. Продымленные улицы с кострами вертелись каруселью» («Египетская марка»). Рампа в XVII в. состояла из свечей, расположенных на внутренней стороне оркестровой ямы.

(26)

Принято думать, что Дант часовщик, строитель планетария с внепространственным центром — эмпиреем... дантовский планетарий в высшей степени далек от концепции механических часов, потому что перводвигатель хрустальной инженерной машины работает не на трансмиссиях и не на зубчатых колесиках, а неутомимо переводя силу в качество... Здесь М. очередной раз полемизирует со статичными трактовками дантовской поэмы и утверждает динамический характер космологии и поэтики «Комедии». Негативное употребление слова «часовщик» контрастирует с метафорой маятников (видимо, ассоциирующихся не столько с часами, сколько с опытом Фуко). «Часовщик» — значимое для М. слово, в частности, в связи с его негативным употреблением, как метонимии еврейства, у Розанова: «Почти не встречается еврея, который не обладал бы каким-нибудь талантом; но не ищите среди них гения. Ведь Спиноза, которым они все хвалятся, был подражателем Декарта. А гений неподражаем и не подражает... еврей, даже пророк, даже Моисей, не являет той громады личного и свободного “я”, какая присуща иногда бывает нееврею. Около Канта, Декарта и Лейбница все евреи-мыслители — какие-то “часовщики-починщики”» («Опавшие листья». Короб первый). Явный отголосок этого места — в «Египетской марке»: «Время, робкая хризалида, обсыпанная мукой капустница, молодая еврейка, прильнувшая к окну часовщика <...> Сначала Парнок забежал к часовщику. Тот сидел горбатым Спинозой и глядел в свое иудейское стеклышко на пружинных козявок <...> Но какой может быть телефон у бедного еврея — часовщика с Гороховой?». Продолжение темы см.: Левинтон Г. А. Из комментариев к прозе Мандельштама. 1–7 // Топоровские чтения I–IV (2006–2009): Избранное. М., 2010. С. 241–242. «Перводвигатель» — термин Аристотеля (см. следующее примечание). О космологии Аристотеля и неподвижном небе Эмпирея, которым средневековье дополнило античный космос, Данте рассуждает в «Пире» (Conv. II, III, 8–11). По мнению крупнейшего итальянского дантолога Б. Нарди, Данте воспринимает высшую сферу небес (эмпирей) как абсолютную и надсубъектную действительность, которая отождествляется у него с действительностью всего универсума: «При внимательном рассмотрении, эмпирей в мировоззрении Данте оказывается связующим звеном, которое служит для преодоления богословского дуализма — разрыва между миром духовным и миром чувственным, представленных у него в виде совершенного и непрерывного единства» (160, с. 209). См. ниже примечание (27).