Документальная литератураПолное собрание сочинений и писем в 3 томах. Том 2стр 512
Светлый фон
Принято думать, что Дант часовщик, строитель планетария с внепространственным центром — эмпиреем... дантовский планетарий в высшей степени далек от концепции механических часов, потому что перводвигатель хрустальной инженерной машины работает не на трансмиссиях и не на зубчатых колесиках, а неутомимо переводя силу в качество

(27)

Сам перводвигатель... Следующее небо, к которому пригвождены неподвижные звезды... Семь прочих подвижных сфер... Заметки М. к космологии дантовского «Рая». Аристотелевский термин «перводвигатель» у Данте передается как lo motor primo, см.: Purg. XXV, 70; Par. II, 129; XIII, 98; mobile primo: Par. XXX, 107.

Сам перводвигатель... Следующее небо, к которому пригвождены неподвижные звезды... Семь прочих подвижных сфер

И подобно тому, как единый виталистический поток создает для себя органы... и только через них и может осуществиться виталистический порыв. Заметки к XXV песни «Чистилища», где речь идет о зарождении человека, о том, как живой организм превращается в разумное существо (come d’animal divegna fante). Анализ этого стиха см. в примечаниях «Разговор о Данте. Первая редакция», гл. I, к словам Ребенок у Данта. В свое время Герцен (в письме от 18 июля 1835 г.) восхищенно назвал эту песнь «Чистилища» «le dernier mot (последним словом. — Л. С., Г. Л.) нынешней философии зоогнозии», советовал почитать эту «важную и дивную» вещь у Данте — «новое доказательство его величия и силы» — и пытался переводить отрывок с французского (77, с. 46). Через сто лет М. так же сопоставляет ее с современными достижениями науки и философии: витализмом в биологии (в «Путешествии в Армению» упоминается «эмбриональное поле профессора Гурвича») и понятием философии Бергсона élan vital (виталистический порыв), см.: 102, с. 144). В XXV песни часто усматривают только «доктринальный» смысл: Данте излагает свое учение о зарождении человека и о происхождении души, которое отличается и от комментария великого мудреца (т. е. Аверроэса) на трактат Аристотеля «О душе» (Purg. XXV, 61–66), и от толкований теологов. Однако, как отмечает в своем коммент. А. М. Кьяваччи-Леонарди, это отступление имеет и чисто художественную (поэтическую) мотивировку, ибо Данте останавливается на сложнейшем философском и богословском вопросе, перед решением которого пасовали многие мыслители, специально для того, чтобы объяснить, почему души в потустороннем мире, освободившись от бренного тела, сохраняют вместе с нетленными свойствами мыслящей души (anima intellettiva) все способности индивидуальной чувствующей души (растительной и животной — по Аристотелю): после смерти solvesi da la carne, e in virtute / ne porta seco e l’umano e ’l divino ‘душа возносится и уносит своею силою с собой и человеческое и божественное’ (Purg. XXV, 80–81).