Светлый фон

Поэты, писавшие о мужчинах, которые любят мужчин, могли использовать демонические мотивы и совершенно в лоб. Стихотворение Лайонела Джонсона «Темный ангел» (1893) можно истолковать как неприятие (мужской) гомосексуальности. Там прямо говорится, что все это — происки Сатаны:

 

Природы порядок святой Ты ядом коварным сквернишь. На пиршество гнусных услад Нас темный зовет Параклет!

 

Джонсон водил дружбу с Оскаром Уайльдом и другими известными геями, но позже порвал с ними и со временем обратился в католичество. Поэтому он и демонизировал своих бывших сотоварищей[1507]. Похожими образами могли пользоваться и сами геи: например, Рембо называл себя «инфернальным супругом», когда брал на себя активную роль в анальных соитиях с поэтом Верленом[1508]. А по другую сторону Ла-Манша Эдвард Карпентер (1844–1929), социалист и один из первых борцов за права геев, написал поэму «Тайна времени и Сатаны» (1888), где Сатана выступает в роли любящего, но поначалу сурового наставника, посвящающего в таинства. Заметно гомоэротическое любование автора чувственной красотой этого персонажа[1509] [1510].

Самым известным примером того, как сатанизм соотносили с гомосексуальностью, был скандал вокруг аристократа-миллионера Жака д’ Адельсверда-Ферзена (1880–1923) и проводившихся им в Париже «Черных месс», из‐за которых в 1903 году его предали суду и приговорили к шести месяцам тюрьмы. Эти «Черные мессы» были «живыми картинами» — мимическими сценами, которые Ферзен устраивал для узкого круга зрителей из высших сословий, и шум поднялся из‐за довольно шокирующих эпизодов с обнаженными юношами[1511] [1512]. Судебный процесс получил широкую огласку и подкрепил уже бытовавшие мнения о тождестве гомосексуальности и сатанизма. Конечно же, если бы этой мнимой и давно установленной связи не существовало, Ферзену вообще не пришло бы в голову устраивать подобные театрализованные постановки. В 1905 году он выпустил сатирический автобиографический роман «Черные мессы. Лорд Лиллиан», где рассказал об этом скандале. Там встречаются некоторые удивительные рассуждения о гомосексуальном сатанизме. Один из персонажей, известный художник по имени Шиньон, излагает свое понимание сатанизма главному герою, декаденту лорду Лиллиану (вымышленному двойнику самого Ферзена, хотя, конечно, это не точный автопортрет): «Сатана — человек, глядящий на Бога. Сатана — наша природа, Сатана — наше чувственное удовольствие, Сатана — наш инстинкт. Вот почему Сатана, в конце концов, не так уж страшен!» Среди земных наслаждений, которые предлагает прославлять Шиньон, есть и радость, какую испытываешь, когда на твоем пути встретится «полный сил красивый юноша»[1513]. Лиллиан несколько разочарован таким пониманием сатанизма как «материального культа своего „я“» — он предпочел бы что-нибудь более романтическое и замысловатое. Шиньон предлагает устроить черную мессу, но Лиллиан видит в ней поклонение смерти, а эта идея ему чужда[1514]. Через некоторое время он все-таки соглашается предоставить свой дом для проведения такого обряда — в точности как поступил сам автор романа. В его роскошной квартире обустраивается нечто вроде молельни: там есть и цветы на полу, и алтарь со свечами и курильницами, и обнаженные мужчины и юноши. Сам Лиллиан, по свидетельству его консьержа, декламировал какие-то стихи, стоя на коленях на меху и держа курящуюся кадильницу перед раздетым юнцом, «осыпанным белыми розами и черными лилиями» и сжимавшим в руке череп[1515]. Похоже, подобные обряды проводились неоднократно, и в качестве объекта поклонения участвовали там одни и те же юноши — которых Лиллиан называл своими «хористами»[1516].