Когда самолет приземлился на венском аэродроме, нас встретил представитель израильского учреждения. Увидав мои небольшие сумочки и плетеную корзинку, он сказал в том же тоне и теми же словами: "Это ─ все ваше богатство? Молодцы!" Однако, до этого счастливого момента еще предстояло попрощаться с "родными местами".

Есть лица, которые видишь недолго, а запоминаешь навсегда, лица-символы. Задолго до того, году в 60-м, поехал я автобусом из Киева в Бердичев к родичам, несколько передохнуть от своей штормовой полуголодной жизни среди тарас-бульбовцев и тарас-бульбовских Янкелей. Красивые, скажу, места, красивая дорога. По обе стороны шоссе ─ лесочки, холмики, поля, пасется скотина, вода журчит в речках и прудах, воздух опьяняет, птицы веселят. Сейчас эти места загрязнены, отравлены Чернобылем, а тогда одним своим видом исцеляли нервы, раненные в рыцарских боях с пастухами и мельницами. Я видел рисунки детей, переживших Чернобыль. Что-то в них общее с рисунками детей Холокоста, что-то роковое, какое-то великомученичество, но бытовое, привычное. Жаль, что когда по этой красивой, богатой местности рыскали в 41-м году немецкие зондеркоманды, перед здешними украинскими обитателями не возник призрак Чернобыля, массового слепого несчастья. Может, задумавшись о своей грядущей беде, не радовались бы чужой и не соучаствовали бы в ней с таким рвением.

Мне эта радость хорошо известна, причем из первых рук. Антисемитизм ─ антисемитизмом, но служилое еврейство, тарас-бульбовские Янкели, могли укрыться от него за стенами своих дач, в глубине своих квартир, а то и замаскироваться всяческими "-измами". Я же был один на виду, и потому служилое еврейство меня так не любило и по-прежнему не любит: я их демаскировал, и из-за меня они могут пострадать.

В детстве, где-то в 12 лет, пришлось мне напрямую столкнуться с такой нелюбовью, преследуемому погромной радостью славянских деточек. Они совершенно по-палестински начали забрасывать меня камнями. Мой товарищ пришел мне на помощь. Я тогда занимался спортом, который хоть как-то, наподобие крещения, увеличивал шансы равенства. И вот, вдвоем с приятелем, мы этих славянских палестинцев отогнали негуманно, по Моисееву закону: око за око. Но поскольку численное преимущество было все-таки на стороне славянских палестинцев, мы вбежали на крыльцо какого-то дома, одноэтажного, помню, с занавесочками, и за занавесочками даже бутыли наливочки. Чтобы сзади не зашли, не обошли с тыла, вбежали. И тогда открылась дверь и выглянуло лицо. Я даже не понял тогда и не помню теперь ─ мужское или женское. Как говорят и пишут в прессе, "лицо еврейского происхождения". Оно отворило дверь не для того, чтобы впустить нас и спасти от града камней славянских палестинцев. Оно произнесло почему-то в третьем лице: "Пусть эти мальчики (то есть я с приятелем) уйдут. Тогда те тоже уйдут".