Правда была столь мерзкой, что Линдёрферу стоило большого труда выговорить все, как было. Он запинался, увиливал, старался смягчить свой рассказ, словно сам был в ужасе от собственных слов.

Согласно первым показаниям Линдёрфера, 10 мая 1962 г. произошло следующее. В полдень, когда сыновья и зять бочара были на работе, а жена и дочь трудились в саду, Фридрих Линдёрфер поднялся на второй этаж своего дома и сказал сестре, чтобы та тоже пошла работать в саду, где она обычно возделывала несколько грядок. Брат позвал сестру по имени, постучал в ее дверь и шагнул в комнату. Лина гладила одежду и заявила, что у нее нет времени на сад, отчего брат сразу возмутился и выкрикнул: на сад времени у нее нет, а писать анонимные письма время есть! Он имел в виду анонимные письма, в которых одна соседка обвинялась в любовной связи. Жители Райхельсхофена были уверены, что автор этих кляуз именно Лина.

Сестра обозвала брата негодяем. Тот ударил ее по лицу. Лина замахнулась на него утюгом, он увернулся и выскочил из ее комнаты в коридор, выхватил у сестры утюг и замахнулся на нее. Продолжая браниться, Лина бросилась на чердак. Брат швырнул утюг ей вслед и задел по голове. Она упала спиной на пол и осталась лежать возле угольных брикетов, мертвая. Когда Фридрих «очнулся от своего бешенства» и понял, что стряслось, он кинулся вниз и запер дверь в дом. Поднялся на чердак, завернул мертвое тело в старое пальто, валявшееся на полу, и стащил труп вниз по лестнице в сарай. Там он спрятал тело в сене и опилках. Холодной водой смыл кровь с башмаков, рук и кожаного фартука. Протер пол. Угольные брикеты, на которые брызнула кровь, бочар сжег. Когда из сада вернулись его жена и дочь, «самое страшное» было уничтожено, дом так чисто вымыт, что женщины ни о чем не догадались. Линдёрфер выждал сутки и на следующий вечер отвез тело сестры на поле в 500 м от дома и закопал.

Когда Лаутенбаху сообщили о признании Линдёрфера, он заявил, что обвиняемый лжет. Судя по следам крови, Лина не могла умереть так, как описывал ее брат. Борьба, вероятно, проходила в помещении чердака, и Лине было нанесено множество ударов по голове. По опыту Лаутенбах знал, что от одного удара не бывает столько брызг, если только не повреждена артерия. Женщину явно били по голове, причем не один раз, от дальнейших ударов и появились брызги на ящике для угля.

Опять допрос, снова модель чердака на столе перед обвиняемым. Два дня Линдёрфер сопротивлялся. Потом признался – чего теперь скрывать, если господину инспектору и так все известно. Не всю правду рассказал бочар. Он ударил сестру по лицу, она вытолкнула его из своей комнаты и заперла за ним дверь. Он в бешенстве навалился на дверь и вышиб замок. Сестра схватилась за утюг, брат кинулся в коридор. Сестра – за ним. В коридоре он схватил сестру, они боролись, он втолкнул ее в помещение чердака. Фридрих вырвал у нее утюг в первый раз и швырнул ей в голову. Лина рухнула между угольным ящиком и лестницей на стропила, но хваталась за них, пытаясь подняться и встать на колени. Тогда ей на голову обрушился второй удар утюга. Она упала на пол и осталась лежать головой к угольным брикетам. Кровотечение было сильное. Брат обернул ей голову курткой, чтобы остановить кровь, и оттащил тело влево, чтобы его не было видно. Так кровь попала на коробки, обувь и гофрокартон. Все прочее – чистая правда, утверждал Линдёрфер.