Я знала, что он прав, хотя была слишком зла и сердилась на себя за то, что с ним соглашаюсь. Художественная литература не была панацеей, но предлагала нам критический метод оценки и осмысления мира, не только нашего собственного, но и другого мира, ставшего объектом наших желаний. Он был прав. Я не слушала, иначе вынуждена была бы признать, что мои девочки, как и миллионы наших сограждан, сами отказались от права быть счастливыми и тем самым создали пробоину в мире суровых фантазий Исламской Республики.

Когда он снова заговорил, его голос донесся словно издалека сквозь туман.

– Когда вы рассказали об этом тайном кружке, я решил, что это хорошая идея отчасти потому, что кружок отвлек бы вас от политики. Но теперь я вижу, что произошло обратное – вы еще сильнее вовлеклись в политику.

Когда я рассказала ему о решении уйти из университета и создать тайную группу для занятий дома, он спросил: а как вы собираетесь выживать? Вы обрубили все общественные связи, преподавание – ваше последнее пристанище. Я сказала, что хочу преподавать литературу на дому лишь тем студентам, которые действительно любят литературу. Вы мне поможете? Я-то помогу, ответил он, конечно, помогу, но вы знаете, что это значит? Что, спросила я? Что вы скоро нас покинете. Вы все сильнее замыкаетесь в себе. Постепенно отказались от всей общественной деятельности. Да, но у меня будет моя группа, возразила я. Эта группа будет собираться у вас дома, ответил он. Вы же говорили, что собираетесь написать новую книгу на персидском. А теперь у нас только и разговоров о том, что вы скажете на следующей конференции в США или Европе. Вы пишете для читателей. Но у меня есть вы, возразила я. Я плохой пример для подражания, ответил он. Вы используете меня как часть своего призрачного мира.

Когда мы расстались и я пошла домой, мое настроение изменилось. Я думала о новом романе, который планировала добавить в список чтения – «Декабрь декана» Сола Беллоу, где описаны трудности жизни и на Востоке, и на Западе[95]. Мне стало стыдно, что я жаловалась волшебнику. Я так хотела, чтобы он изменил все здесь и сейчас, потер волшебную лампу и велел Стражам Революции исчезнуть вместе с мужем Азин и начальником Махшид. Я хотела, чтобы он положил конец всему этому, а он велел мне «не вовлекаться». Мне было стыдно, что я отказывалась его понимать и вела себя, как капризное дитя, бьющее кулачками любимого родителя.

Когда я пришла домой, солнце клонилось к закату и забирало с собой искры, рассыпанные на снегу. Войдя в квартиру, я обрадовалась, что в камине трещит огонь. В кресле, придвинутом ближе к огню, с умиротворенным видом сидел Биджан и держал в руках стаканчик с контрабандной водкой. Он читал «Долгое прощание». В окне виднелись заснеженные ветви деревьев и смутные очертания гор, что едва просматривались в дымке.