Бюрократы позднего СССР, высшие чины партноменклатуры в центре и на местах использовали государственную собственность как свою, почти как частную, за счёт всевозможных лазеек в советской системе распределения. Они давно махнули рукой на коммунистическую идею, и (как показало будущее) хотели от неё избавиться. Но подобные представления, а тем более намерения встречали отпор идеологических и правоохранительных структур, деятельность которых была основана как раз на коммунистической идее. Следовало менять идеологию.

Верховникам затеянная Горбачёвым перестройка была крайне желательна, а среди них были и секретари обкомов, и члены Политбюро. Они хотели гарантировать себе безопасность от эксцессов, подобных тем, что имели место при кратком правлении Ю. В. Андропова. Хотели передавать если не власть, то хотя бы имущество по наследству своим детям, а для этого надо было изменить статус имущества. А там, глядишь, удастся удержать и наследственную власть.

В обществе перестройку активно поддержал сложившийся к середине 1980-х широкий слой интеллектуалов, негативно относившихся к провалам эпохи застоя. Да, в народе тоже были подобные настроения. Но народ он и есть народ, консервативная инертная масса; нутром чувствуя, что перемены нужны, он и приветствовал перемены, рассчитывая на лучшую жизнь для себя и не понимая, что у тех, кто руководит процессом, есть собственные цели, отличные от интереса народа.

Обратим внимание на экономическую бессмысленность слов и дел во все годы перестройки. Сначала Горбачёв провозгласил политику ускорения. В 1986 году не было более часто употребляемого слова, чем «ускорение»: оно встречалось на каждом шагу, на каждой газетной странице. А что надо было ускорять-то? Куда мы при этом двигались? На эти вопросы ответов не было. Бывший премьер-министр Н. И. Рыжков в книге «Десять лет великих потрясений» писал, что термин появился ещё до перестройки и касался ускорения научно-технического прогресса. Но ему пришлось это объяснять! А тогда теоретики научного коммунизма и прочие интерпретаторы мусолили в статьях и книгах «концепцию ускорения», пытаясь разъяснить другим то, что не понимали сами.

Или другой лозунг: «больше социализма!» Больше чем что? Насколько? Каким аршином его измерить, социализм?

Это была обычная пиаровская акция, игра в слова. От постоянного их повторения складывалось впечатление, что есть какая-то экономическая концепция перестройки, стратегия ускорения, где расписано, чего мы хотим, как этого будем добиваться, какие нужны последовательные шаги и что получим в итоге. Но ничего похожего не было.