— Давай! — громко крикнул обер-мастер.

Горновой просунул лом и нажал плечом.

Летку вырвало, и оттуда хлынул белый поток. Отстойник мигом наполнился, запузырился сверху — и вот чугун выпрыгнул и быстро побежал вперед, к ячейкам. Лаборантка взяла пробу.

Жар распространялся кругом. Мы передвинулись поглубже, но нас настигали ручейки металла, быстро заполнявшего все ячейки. Мех воротника на моем пальто высох и наершился. Я провел по воротнику рукой, мех затрещал.

— Пора уходить,— сказал Горюнов,— тут нужна привычка.

На улице падал мягкий снег, мигом освеживший наши лица.

— А может быть, от домны гора названа Теплой?— спросил я.

— Не думаю. Название пришло еще до шуваловской домны.

К нам приблизился обер-мастер. На лице его я увидел удовлетворение. Плавка удалась.

— Чугун-то белый,— сказал полковник,— а я думал — красный.

— Уральское молочко,— сказал обер-мастер, сняв рукавицы и вынув кисет.— Гитлера поить... Вот так, через каждые четыре часа, доим свою коровку.

Горы затянуло. Снег валил все гуще. Вскоре побелели леса, точно окунулись в молоко. И только чернела большая, горячая домна, вечный труженик Теплой горы.

Нас ожидали три пары саней, на которых мы должны были ехать на золотые прииски, куда-то далеко в горы.

— Может быть, прислать машину?— спросил полковник.

— Машина не пройдет,— ответил директор,— лошадьми в самый раз. Можно бы обождать, но, раз торопитесь, езжайте. Наши ямщики выберутся из любой метели, им это не впервой.

— А не выберутся, мы поможем,— Горюнов умостился в санях, опустил уши пыжиковой шапки.— Нам тоже к метелям не привыкать.

Мы помчались к границе Азии.

Пашия