До поселка оставалось по узкоколейке еще семь километров, но отсюда были уже видны заревые огни пашийского металлургического завода. Если из обледеневшего окна вагона я замечал над горами и лесами такие огни, значит, предвиделась остановка.

Возле вагона появился человек. Он взялся за поручни и быстро вскочил в тамбур. Горюнов приветствовал его как хорошего знакомого. Это — Вижаев, директор горной металлургической Пашии.

— Мы ждали вас еще утром,— сказал он,— высылали паровозик.

— И сейчас с паровозиком?— спросил Горюнов.

— Да.

— Пожалуй, опять придется вернуть... Мы переночуем в вагоне, а поутру поедем к вам. Оставайтесь с нами, есть свободные места в купе. Кстати, потолкуем о ваших делах.

— Хорошо,— согласился Вижаев, расстегнул крючки шубы, снял шапку.

Молодое лицо и совершенно седая голова. Он — старый металлург уральских гор, а давно ли он был в комсомоле! Вот и видно, что мы уже давно начали строить свою новую жизнь. У бывших комсомольцев уже седые головы и взрослые дети — лейтенанты и капитаны; бывшие пионеры прославились в войне и в тылу, водят авиационные дивизии, танковые корпуса, кавалерийские соединения.

До утра проговорили Горюнов и Вижаев. Утром они выпили крепкого чаю и снова были готовы для труда. Паровоз узкоколейки с прицепленным к нему вагончиком стоял на отведенной ветке. Паровозик — словно игрушечный. Из окошка высовывается девушка-машинист, у нее миловидное круглое личико, вымазанное сажей; она, видно, смешлива, но, завидев новое начальство, застывает с серьезным выражением лица. При виде ее щек, вымазанных липкой сажей, и лихо торчащих усиков невольно улыбаешься. Тогда она тоже весело хохочет и ныряет в будку паровоза. Пашия славится своими женскими паровозными бригадами. Тридцать восемь километров узкоколейки — жизненный нерв этого старого уральского завода — держат в руках женщины.

В вагончике — лавки, железная печь, которую топят чурбаками. Тепло. Горюнов, любитель свежего воздуха, опускает стекло. Мы слышим взрывы. Короткие, глухие, примерно на два-три килограмма взрывчатки. Так взрываются при отступлении крестовины рельсов, сухопарники и цилиндры паровозов, механизмы поворотных кругов...

Бригады рабочих и конторских служащих, прибывших из Пашии, взрывают смерзшуюся бокситовую руду, носящую поэтическое название «красная шапочка». Ее завозят сюда по горнозаводской ветке с северной стороны уральского водораздела. «Красную шапочку» сваливают с широкой колеи на узкую. Руду не успевают переваливать, она каменеет от мороза, и ее не возьмешь просто киркой. Из этой руды выплавляют знаменитые пашийские природнолегированные чугуны — карботитаны и титаномедистые. Эти чугуны идут в работу без мартеновской обработки, без присадки ферросплавов. Титано-медистые группы Пашии, заменяя цветные металлы, в том числе и баббит, идут на антифракционное литье для важнейших узлов трения. Там, где десятки тысяч оборотов,— в деталях пулеметного и пушечного вооружения, там, где страшнейшее напряжение,— в танках, моторах, локомобилях, там и находит свое место металл уральской Пашии.