Необъятный простор, «долина ровная», с которыми приходилось считаться русскому человеку, воспитали в нём неприхотливость, терпимость, ставшие чертами характера.

Ширь неоглядная. Пространство бескрайнее. Для живущего в «стеснённых условиях» западного европейца этот немыслимый образ вызывал, чуть ли не ужас. У жителя русских равнин неоглядные дали пробуждали чувство не страха, а гипнотического восторга.

Феномен простора предполагал безграничную свободу движения, выбора пути, осознание того, что человек — вечный странник.

Размышляя о стране безграничной свободы духа, Николай Александрович Бердяев (1874–1948) делает вывод, что «странник — самый свободный человек на земле». Величие русского народа и призванность к высшей цели сосредоточены в типе странника. Из дали в даль, от скита к скиту шёл не просто инок: распространялись письменность, этика и культура. Проникновение в умиротворённые просторы делало русского человека незлобным, приветливым, доброжелательным. И чем опаснее были странствия, тем прочнее закреплялись в характере «чувства добрые». Отношение к пришлому страннику сформировало такие качества как милосердие, сострадание, хлебосольство.

А естественность, непосредственность, мудрая простота наших предков, былинных богатырей и сказочных героев? Не вольный ли дух простора губит всякую фальш и напыщенность? Случайно ли так созвучны «простота» и «простор»?..

И неразгаданная «грусть-тоска», свойственная русской натуре, то необычное состояние души, которому и название-то найти невозможно, тоже порождение простора.

Этот узнаваемый минорный настрой души проявляется в русской песне, в поэзии, в музыке. Грусть является общим и ведущим мотивом русской поэзии, а многие народные песни проникнуты заунывной тоской и протяжным напевом.