На мой взгляд, у берлинского правительства сейчас должны быть другие заботы. Г-н фон Кессель отвечает, что эти заботы – более значимые и неотложные – désagréables, и через некоторое время он произносит как бы сквозь зубы: “Какие они тупицы!”»

Эта искренняя и недвусмысленная фраза может означать, что, по крайней мере на личном уровне, фон Кессель не был согласен с программой нацистов.

Тардини выслушал все это и выразил позицию Ватикана.

«Я заявил ему: государственный секретарь готов дать письменный ответ на документ германского посольства. Святой Престол а) подтверждает на основании собранных свидетельств, что палатинская гвардия… не совершала нарушений; б) вновь заявляет, что вооруженное вторжение СС в экстерриториальное здание ничем не оправдано, и в) с удовлетворением принимает заверения посольства».

Весь этот разговор представлял собой торг: сначала выдвинуть аргументы, в которых сторона была уверена, а потом оставить дверь открытой для достижения компромисса. Между Тардини и фон Кесселем разгорелся настоящий бой. Последующая встреча между Мальоне и послом, по сути, должна была санкционировать то, что обсуждалось в рамках этой предварительной беседы.

«Г-н фон Кессель говорит мне, что посольство тоже будет придерживаться своей версии: присутствующие здесь немецкие власти совершенно точно намерены и впредь уважать экстерриториальные зоны».

Разграничив посольство и власти СС, Тардини сделал более тонкий и умный ход, призванный показать фон Кесселю, что он услышал и понял его обеспокоенность. Это разграничение он провел еще дальше, чтобы укрепить свою позицию:

«Я выразил мои сомнение относительно властей СС. Однако г-н фон Кессель заверил меня in camera caritatis [как в исповедальне] (он выразился так, но это не… veritatis [правда]), что у властей СС те же намерения».