Андроповская эра была псевдонимом сталинской, другим ее именем. Это была попытка восстановления сталинизма для спасения империи от распада. И именно это придавало полицейским мерам Андропова силу, авторитет и даже жизнеспособность после его смерти. Из верных ему людей он успел сколотить команду, которая в период кремлевского кризиса (когда тамошние геронтократы попытались повернуть время вспять) продолжала работать, подобно своеобразному автопилоту империи. Кремль перестал быть реальным центром советской империи и превратился временно в сугубо церемониальный орган. Его обитатели вручали друг другу ордена, принимали иностранных гостей и совершали еще ряд несложных телодвижений, прямого отношения к управлению страной не имеющих. Если со дня возникновения “государства рабочих и крестьян" в 1917 году роль его президента была номинальной, то теперь — впервые в советской истории — номинальным стал и титул руководителя Коммунистической партии: Генерального секретаря. Черненко занимал оба эти поста, практически не обладая властью вообще.

Кремль сам отказался от своих сюзеренных прав — не только на империю, но и на центральные ведомства, прежде полностью ему подчиненные. Даже бывшие когда-то регулярными встречи по четвергам членов и кандидатов в члены Политбюро стали все чаще отменяться из-за болезней кремлевских старцев. А если проходили, то редко в полном составе. В этой ситуации каждое ведомство, отделенное от других несколькими километрами и никем не руководимое, оказалось предоставленным самому себе. Оно напоминало изолированную средневековую крепость с неограниченной властью партийного феодала.

Впервые почти за три десятилетия работы министром иностранных дел Андрей Громыко стал полновластным хозяином в своем министерстве на Смоленской площади. Уже не Генеральный секретарь партии (Хрущев, Брежнев, Андропов), а сам Громыко определял направление западной политики империи, совершенно не считаясь с мнением Черненко — если таковое у него имелось. И с самим Черненко также — во время встреч в Москве с заграничными лидерами, Громыко нетерпеливо и грубо обрывал генсека и доминировал в переговорах.

Громыко всегда раньше был чьим-то рупором: подголоском Сталина, когда участвовал вместе с ним в Ялтинской конференции Большой тройки; Хрущева, когда вместе с ним стучал кулаком по столу в ООН во время выступления делегата Франкистской Испании; Брежнева, когда он был “принципиальным" сторонником детанта, и затем Андропова, когда он стал столь же “принципиальным" его противником и грубо, с угрозами защищал пиратское нападение на безоружный корейский авиалайнер.