Сама сверхдержава превращалась в фикцию, в потемкинскую империю, в страну каталогов, где все что надо перечислено, но ничего и никого нет — ни Генерального секретаря партии (он же Президент и Главнокомандущий), ни премьера, ни Министра Обороны: ни дай Бог, заглянуть дальше названий! Совсем как в шекспировском “Глобусе", где таблички на сцене с надписями “лес", “река", “таверна" обозначали лес, реку, таверну, и все зависело от воображения зрителя. “Думайте, когда мы говорим о лошадях, что вы их видите на самом деле", призывал своих современников Шекспир. Однако при кремлевском дворе не было Шекспиров, да никто в них не нуждался. Деградация власти зашла так далеко, что никто больше не был озабочен созданием правдоподобного или хотя бы приличного фасада. Довольно было того, что кремлевские игры с имперскими регалиями и титулами удовлетворяли самих участников, а они все были так стары, так больны и равнодушны, что им было просто не до зрителей.

Однако самым удивительным было то, что, хотя империя на целых 13 месяцев осталось без руководителей, она продолжала функционировать. Не взбунтовались и не отпали провинции, не нарушился порядок в метрополии. Народы СССР остались верны своему невидимому правительству, как прежде были верны своим видимым руководителям. И это вовсе не была инерция прежней власти. Инерция — это неизбежное замедление движения. А здесь мы могли в ряде случаев наблюдать его ускорение: усилилась шовинистическая пропаганда, строже стала цензура, еще суровее обращение с инакомыслящими и политическими заключенными. Увеличился нажим на Восточную Европу, руководителям которой запретили ездить в Западную Германию для давно запланированных встреч с ее лидерами, а спортсменам — в Лос Анджелес для участия в Олимпийских Играх. Наконец, произошла дальнейшая эскалация войны и еще большая брутализация советских войск в Афганистане.

Если бы не высокий уровень кремлевской медицины и Брежнев умер бы раньше — скажем, до захвата Афганистана, и если бы Черненко пришел ему сразу на смену (а не после Андропова), то все было бы, конечно, иначе. Кремлевский кризис неизбежно вызвал бы кризис самой империи, хотя в каких масштабах и до какой степени, сказать трудно. Однако за несколько лет своего регенства при умирающем Брежневе и за год с небольшим личного правления Андропов успел укрепить фундамент полицейского государства, расшатанный либералом Хрущевым и бюрократом Брежневым. Он смог окружить строительную площадку колючей проволокой и сторожевыми вышками с верными ему стражниками и назначить подрядчиков для продолжения строительства. Вот почему сомнения в существовании андроповской эры при всей краткости его правления не обоснованы: аднроповская эра началась задолго до его инаугурации и теперь существовала без него. В чем-то это было подобно Богу Декарта, который дал толчок мирозданию и заставил его вертеться, а сам стал не нужен, во всяком случае — не обязателен.