Два года длились прения между военными и агрономами. Горбачев при поддержке Кулакова стойко защищал интересы сельского хозяйства. В конце концов военные пошли на частичные уступки: отстояв производство тяжелых тракторов, они стали “обувать" их в особо широкие шины или в пневматические гусеницы. Однако большая часть пригодной для таких гусениц резины уходит на военную продукцию, в то время как на “гражданские" гусеницы остается около трети необходимого сырья. Трудно даже сказать с уверенностью, было ли это победой или поражением Горбачева. В любом случае за ним утвердилась репутация защитника среды обитания, и с 1970 по 1974 годы он входил в комиссию по охране природы в одной из палат Верховного Совета СССР.

Судя по воспоминаниям ставропольцев, Горбачев правил в своем крае круто, как настоящий “хозяин" — без малейших признаков партийного демократизма по отношению к подчиненным, который позднее, когда он станет вождем, будет ему ретроспективно приписан. В разговоре с рядовыми коммунистами он сходу переходил на “ты", был с ними резок, нередко груб. Когда Горбачев завел себе постоянного телохранителя, этот телохранитель, по сталинскому рецепту, был также горбачевским двойником. Бывший ставропольский тракторист-механик из Сухо-Буйволинского лесничества Николай Шаталов в своих воспоминаниях описывает это несколько детективное “явление Горбачева" народу, которое ему пришлось наблюдать дважды. Шаталов был уволен за критику начальника на партсобрании и в июне 1972 года получил повестку явиться в Ставропольский крайком партии. После двойной проверки документов он был введен инструктором крайкома в огромный кабинет на третьем этаже, где сидел старый человек с обрюзглым, бульдожьим лицом и колкими глазами профессионального сыщика, — скорее всего, один из заместителей Горбачева. В присутствии Шаталова оба аппаратчика заговорили о нем в третьем лице, как будто его радом не было:

“Если бы он посмел так сказать в сталинские времена, его давно бы уже ухлопнули", — заметил крайкомовский инструктор.

“Скажите это Михаилу Сергеевичу. У меня нет охоты разговаривать с таким типом. Раньше мы с такими не церемонились", — мечтательно закончил человек с бульдожьим лицом.

В это время дверь распахнулась, и в кабинет один за другим вошли два атлетически сложенных и одинаково одетых человека. Оба в серых костюмах, в белых рубашках и с одинаковыми галстуками, даже рост их — выше среднего — был равным, и одинаковыми были туфли, черные и сверкающие.

“Я Горбачев, — сказал один из двойников, — а вы Шаталов? Ша-та-лов? — полувопросительно и по слогам выговорил он. — …Партия во всем и всегда приветствовала самокритику, но ты перешел грань допустимого. Тебя нужно выбросить из партии к чертовой матери…".