Наличие бюрократии, мобилизуемой политическим руководством в качестве главного двигателя перемен, является весьма примечательной константой (имеющей определяющее значение в политической истории России). Ведь в России, как и в Османской империи, Китае или Японии, само политическое руководство было сконцентрировано в бюрократии как единственном источнике легитимной политической деятельности, не считая коронованной особы. В российской бюрократии особенно заметно было напряжение между желавшими переосмыслить традиционную политическую культуру, преобразовав ее институты и поддерживающие их идеалы, и чаявшими сберечь традиционное самодержавие. Аналогичным образом, в напряжении между бюрократами-обновленцами и царем – другим важнейшим элементом российского политического уравнения – также проявляются продуктивные модели, воспроизводившиеся и в иных национальных условиях.

Некоторые из русских чиновников, обсуждавшихся в этой книге, предпринимали шаги к переосмыслению традиционного самодержавия, экспериментируя с современными им европейскими методами «массовой политики» или взаимодействия с «группами влияния». Что примечательно, подобные попытки бюрократической реновации исходили именно от министерской бюрократии – описанной выше институциональной опоры власти, состоявшей из центральных ведомств и провинциального аппарата. В эпоху Великих реформ и сразу же после нее главные примеры нетривиального, харизматичного политического лидерства подавали либо министерские чиновники, либо лица, пришедшие извне, для которых министерства служили политической платформой. Подобным лидерам приходилось тягаться и с главами конкурирующих ведомств, и с параллельными институциональными центрами власти (вроде Государственного совета), и с самим царем, но все они были преданы общим для министерских обновленцев идеям: верховенству закона, институционализации и расширению политического поля, включая участие общества в контролируемых публичных дебатах, а также внедрению новых моделей политического поведения, в особенности среди самих чиновников. Большая часть русской истории после Крымской войны развивалась вокруг напряженной борьбы между «евангелистами» политического обновленчества и влиятельными апологетами державного традиционализма. Политическая концепция последних коренилась в личном авторитете и полицейской власти, составлявших взаимосцепленную сеть антиинсти-туциональных, клановых политических отношений, возглавляемых самих царем.

Центральное место России среди реновационных режимов обеспечивается явным конфликтом между бюрократией и царем, а также идеологическим раздором внутри самой бюрократии. Дальнейшая судьба России в 1917 году исчерпывающе доказывает ее неспособность к институциональному обновлению, и, как мы пытались показать, изучение опыта конкретного учреждения, в нашем случае Министерства внутренних дел, является весьма продуктивным для понимания описанного институционального и политического крушения, а также для решения вопросов, появляющихся в ходе компаративных исторических исследований.