Теория в данном случае отталкивается от советской культурной политики и подхода к национальному вопросу. Представление об «империи народов» – об этом пишет Ф. Хирш – строилось на социологической предпосылке, что культурные характеристики не являются неизменными, а соответственно, состояние человека можно улучшить [Hirsch Е 2005]. Эмиссары культуры используют способность к изменениям, свою и других, так же как переводчики ставят себе на службу пластичность языка. Прославленный советский переводчик К. И. Чуковский, писавший до революции о русско-еврейской литературе, сравнивал искусство перевода с актерским: переводчик должен «научиться имитировать чужие жесты, интонации, позы, манеры» [Чуковский 1941: 194]. Пластичность личности и языка были необходимыми условиями для решения революционной задачи переустройства мира.

Однако самосоздание при советском режиме имело свои пределы. Начиная с 1930-х годов, а особенно в годы войны, в советской национальной политике произошел решительный сдвиг от социологической модели к биологической. Вейнер отмечает, что «советская политика в отношении еврейского меньшинства» прежде всего обнажала противоречие между биологической и социологической моделями национальных различий [Weiner 1999: 1141]. При том что евреи служили эмиссарами советской культуры и русской литературы, их якобы неискоренимое отличие от других делало их одновременно и уязвимыми, и представляющими угрозу системе. Евреи как переводчики и хранители русской культуры активно занимались деятельностью, которая могла обернуться против них – и обернулась, превратив их в двойных агентов, в которых подозрительным выглядело все: и их контакты с западными и восточными Другими, и их собственная инакость.

Дружба народов и ее посмертное существование

В 1930-е годы наметился переход от революционного интернационализма и призывов к культивированию национальных различий (что нашло воплощение, например, в некириллических алфавитах) к упору на важность всего русского и на культурное доминирование русского народа. В предисловии к первому номеру литературного альманаха «Дружба народов», опубликованному в 1939 году, это отчетливо выражено через декларацию непосредственной связи между политической властью и призывом к так называемому культурному развитию: «Только победивший народ может создать и создает все условие для расцвета культуры… Она раскрывает их, заставляет звучать по-новому и рождать новые чувства» [Дружба народов 1939: 6]. Режущие ухо понятия принудительного звучания и принудительного рождения помимо воли заставляют вспомнить о пытках и изнасилованиях, о разгуле террора, который был неотъемлемой частью «дружбы народов». Язык этой фразы странным образом резонирует со 137-м псалмом, где пленившие евреев в Вавилоне требуют от них песен. В СССР насаждение культуры нацменьшинств действительно проходило насильственным путем: в процессе создания национальных языков и литературных традиций уничтожались алфавиты, культура печати и живые люди[255].