О: Мой ответ таков: женщина – хотя я не должен употреблять здесь слово “женщина” – личность настолько порочная, настолько падшая, как она, утратила все черты женственности. И что бы там ни произошло в будущем, в потустороннем мире, если речь о ней, это не может быть достаточно дурным или достаточно хорошим. Вы понимаете, о чем я?
В: Вы любили ее когда-нибудь?
О: О да, вне всякого сомнения.
Несчастная женщина
Несчастная женщина
28 декабря, после показаний Римуса в суде по наследственным делам, пятеро психиатров – включая двоих, что присутствовали на процессе, – объявили его вменяемым, но опасным для общества. По их мнению, Римус был “комедиант, актер, но довольно бездарный актер”, который готов изобразить все что пожелает, используя подходящие к случаю жесты и эмоции. Он “слишком опасен, чтобы оставаться на свободе”, в силу своей самовлюбленности, неукротимого темперамента и склонности к разнообразным теориям заговора. Он “психопат… безнравственный тип, без всякого представления о морали, эмоционально неустойчивый, подверженный внезапным вспышкам гнева, эгоцентричный до патологической степени”.
Тем не менее судья Уильям Лейдерс согласился лишь с половиной выводов, постановив: хотя Римус, безусловно, опасная фигура, чтобы оставаться на свободе, но вместе с тем он сумасшедший. Он приговорил его к пребыванию в Государственной психиатрической больнице для уголовных преступников в Лиме[41] “вплоть до того момента, пока к нему не вернется здравый рассудок”. И добавил, что бремя доказательства психического здоровья ложится на Римуса: чтобы выйти на свободу, он должен будет убедить суд, что на момент рассмотрения его состояния он полностью здоров.
Репортеры застали Римуса в его апартаментах за ланчем. Представитель “Нью-Йорк таймс” вручил ему решение судьи и заключение психиатров. Римус мимоходом бросил взгляд на бумаги, между очередным кусочком еды и глотком кофе.
– Ну и что это такое, а? – хмыкнул он. – Ну, мы, конечно, подадим апелляцию. Это самое забавное решение в моем опыте – смешная шутка, фарс.
Репортеры, склонив головы над блокнотами, судорожно записывали.
– Психиатрам лучше бы проверить свои мозги, – продолжал Римус. – Этот отчет показывает, что они откровенные лжесвидетели. В суде они говорят одно, а спустя несколько дней заявляются в другой суд и там утверждают совершенно иное. Это мнение настолько смехотворно, настолько нелепо, что приводит в восхищение, прямо как девятое чудо света.
Когда же Элстон подал апелляцию, газеты всей страны предрекали решение. “Римус решил извлечь выгоду, признав себя невменяемым, – писала «Индианаполис стар», – и должен быть готов к последствиям”. “Огайо стар джорнал” соглашалась: “Когда человек необузданного и мстительного нрава тщательно разрабатывает планы и осуществляет убийство, использует дьявольскую хитрость, объявляя себя умалишенным, и не несет на этом основании никакой ответственности за содеянное, кажется совершенно разумным и целесообразным поверить выводам присяжных относительно его психического состояния и изолировать его”. “Лейбор адвокат” из Цинциннати высказывала сомнения в профессиональной безупречности психиатров: “Самое отвратительное в этом судебном фарсе с Римусом – «алиенисты», выступающие в интересах обвинителей. Их заключения доказывают, что алиенист всегда на стороне того, кто ему платит. Несколько дней назад эти три «доктора» под присягой показали, что Римус здоров; но сейчас, помогая государству выбраться из юридического казуса, они добавляют «но опасен». Если бы всех здоровых, но опасных людей помещали в психушки, нам пришлось бы построить великое множество подобных заведений”.