Мак-Феникс пропал на несколько дней. Не звонил, не писал. Не приезжал.

И я снова начал истерить.

Я метался из комнаты в комнату и ругал его последними словами, я скучал. Иногда я впадал в апатию, но ее сменяла мечтательность, я падал в кровать, сжимал подушку и вспоминал. Нашу яхту, и шутку с кольцом, и прогулки в горах, и беседы. То, как он сидел передо мной на корточках и говорил, что не изменял, что больше не будет. И про то, как мы «доигрались». Что ему было хорошо со мной, как ни с кем другим, что не может забыть. И потом на мосту – он нес эту ересь про гормоны… Я ненавидел его за одни эти воспоминания.

И я его любил.

В бессознательном состоянии я достал телефон и набрал: «Курт, ты мне нужен!» Я не собирался отсылать эту сентиментальную мерзость, но очнулся от сигнала, что сообщение отправлено. Затмение рассудка, не иначе! И отвратительное, подлое желание вернуть смс обратно, и ужас от того, что он его прочтет, и какое-то дикое облегчение, удовлетворение сродни оргазму.

Паника от краткого звонка: получено смс-сообщение. Дрожащие липкие пальцы, нажимающие кнопки телефона. Недоумение, досада. Счастливая улыбка до ушей.

«И ты мне нужен! Но не отвлекай меня, твою мать!»

Курт вернулся через четыре дня, сразу после ленча.

Я не слышал, как он подъехал, не слышал, как он вошел, я просто врос в телевизор, где очнувшиеся телеканалы, точно медведи-шатуны после прерванной спячки, лихорадочно передавали информацию о штурме, ликвидации экстремистской группировки, о спасенных человеческих жизнях и чести страны.

«Все решила правильно выбранная стратегия! – вещала диктор правительственного канала, и грудь ее под полупрозрачной блузкой вздымалась, точно штормовое море. – Из официальных источников получена информация, что точные психологические портреты преступников…»

В дверях раздался какой-то шорох; я обернулся на звук и увидел Мак-Феникса.

Тот стоял, прислонившись к косяку, в помятом кашемировом пальто, небритый, осунувшийся, но вполне счастливый, и шуршал по карманам в поисках неизменных сигарет. Я выключил телевизор и встал, с искренним восторгом разглядывая пациента так, словно видел впервые. Он поймал мой взгляд и ответил странной улыбкой, в которой непонятным образом сочетались самодовольство, легкое смущение и ответное восхищение мной.

– Спасибо, док, – наконец, сказал Мак-Феникс, крутя в пальцах нераспечатанную пачку. – Хорошая работа.

– Обращайся.

Я улыбался и все смотрел на него, с легкой грустью отмечая произошедшие перемены: жесткие складки у губ стали резче, скулы обострились, а глаза, наоборот, запали и сверкали из глубокой синевы набухших мешков.