– Трудная партия?

– Непростая.

Я сделал несколько шагов и, подобравшись вплотную, провел ладонью по трехдневной щетине:

– Тебе даже идет.

– Извращенец.

Я коснулся его лица второй рукой, самыми подушечками пальцев, провел по усталым глазам, по бровям, по высокому лбу, запустил пальцы в волосы, в эту безумную непокорную гриву, отводя ее с лица. Он стоял и смотрел на меня, просто смотрел, не говоря ни слова, не отталкивая, не поощряя; он просто смотрел, но я ощущал себя Пигмалионом, под чьими руками оживал холодный мрамор, и статуя обращалась в божество. Нехитрая ласка все больше увлекала, в голове опасно зашумело; я видел, как расправляются ранние морщинки, складки, как смягчается упрямо сжатый рот; я коснулся пальцами губ, обрисовал их четкий контур, и стальные глаза Мак-Феникса неожиданно заволокло туманом, особым серо-сизым морским туманом, и я погрузился в этот туман с головой, захлебнулся им, сходя с ума, я дотянулся до губ Курта своими губами, и мы на целую вечность забыли о мире вокруг нас.

Первым опомнился, как ни странно, Мак-Феникс. С кратким сдавленным рычанием он схватил меня за запястья и буквально отшвырнул прочь, едва дыша от возбуждения, медленно отступил к дивану, выставив вперед руку в защитном жесте. Его пальто давно валялось на полу, рубашка под пиджаком была расстегнута, дорвавшись до него, я не слишком церемонился и лапал где хотел; сам я выглядел чуть лучше, – верный слову лорд рукам особой воли не давал, но и теперь, отступая, продолжал раздевать меня взглядом. Он пытался дышать по моей методике, но выходило худо, совсем не выходило, положив руку на сердце; загорелое лицо покраснело от чрезмерного усилия; пятясь точно рак, он осторожно сел на диван. Если бы я бросился следом, мы бы уже не смогли прерваться, но тут и я некстати вспомнил о причинах, столь долго помогавших мне сопротивляться лорду, и шагнул к столу, отделяясь им, точно стеной, от Мак-Феникса. Какое-то время мы тяжело дышали и пялились друг на друга, потом я достал из ящика бутылку виски и сделал солидный глоток. Спиртное обожгло мне горло, я закашлялся и слегка пришел в себя. Передал бутылку Курту.

– Значит, все-таки «да»? – хрипло спросил Мак-Феникс с каким-то злым весельем.

– Да, – просто ответил я, да и что я мог теперь ему ответить! Губы мои, побывавшие во власти его жадных, жестоких губ, болели и тосковали о прерванном контакте.

Курт расхохотался, немного нервно на мой вкус профессионала, спросил с трагическим надрывом и все той же веселой злобой в глазах:

– Джеймс, почему ты все делаешь не вовремя? Объясни мне: какого черта ты ломался там?!