— Ты понятий не имеешь, что такое долг капитана! — завизжал Генри. — Ты не капитан и никогда им не будешь! Всем вернуться к работе! Наладить уже наконец это чертово энергоснабжение!

— Мы все знаем, почему ты капитан, — снова заговорил Ханс. — Просто потому что тебе повезло родиться в семье, берущей свое начало от капитана «Солидарности». Просто потому что по праву рождения ты каждый месяц с самого детства посещал корабль знаешь его лучше остальных. Все прекрасно понимали, что как руководитель ты — хуже некуда, но ты знаешь корабль лучше прочих. Ты, Генри, по-хорошему, главный техник, возможно, помощник капитана. Но не капитан.

— Я капитан! Капитан!

Генри выпучил глаза и завозился на полу, пытаясь встать.

Алиса вытянула руку и сжала пальцы на кнопке щит-меча. Скользнули вперед половинки, соединились, щелкнув, и с запястья Алисы протянулся длинный узкий металлический клинок, заканчивающийся в десяти сантиметрах от лица замершего капитана.

— Я видела настоящих капитанов, — тихо сказала Алиса. — Они заботятся о своем экипаже, о каждом члене. Они меняют собственные планы ради помощи другим. Они признают свои ошибки. Они наступают на горло собственным эмоциям, собственному прошлому, ради великих целей. У вас нет ничего общего.

— Это… Бунт! — дрожащим голосом произнес Генри, глядя на повисшее перед глазами острие.

— Определенно, — прогудел за спиной Ханс и шагнул вперед. — Но не Алиса его затеяла. А ты сам. Когда ты шел против вероятностей, я смолчал, потому что, как ты и сказал, я ученый. Но сейчас ты идешь против фактов, а этого я уже терпеть не буду.

Ханс развернулся спиной к капитану и обратился к экипажу на мостике:

— Я летел в эту экспедицию в первую очередь чтобы узнать, что произошло. Во вторую — чтобы помочь это исправить. Мы знали, что здесь все не в порядке, но целый век ничего не могли с этим поделать. И вот теперь, когда у нас появился шанс что-то исправить, лично я не готов хоронить его из-за прихотей одного человека. Если здесь есть несогласные со мной — пусть выскажутся! Если у кого-то в принципе есть желание что-то сказать — говорите! Сейчас как нельзя лучше подходящее время для того, чтобы наконец сказать все, что вы хотели сказать!

Вслух никто не высказался, но экипаж громко загудел, обсуждая происходящее между собой.

По крайней мере, не нашлось никого, кто поддержал бы капитана напрямую. Впрочем, этого следовало ожидать. Ведь всех сюда приглашали, по сути, с одной и той же целью.

— Так я и думал, — подытожил Ханс. — Генри, ты в меньшинстве. В абсолютном.

Капитан поднял голову и горько усмехнулся. После того как щелкнул, раскрываясь, клинок, из его глаз исчез нездоровый огонь, а из голоса — истеричная визгливость. Будто на краю смерти он осознал, насколько он жалок в своей фанатичной настойчивости, насколько он неприятен людям, насколько низок. А сейчас, даже полулежа на полу посреди капель крови, даже глядя снизу-вверх, он смотрит с каким-то достоинством. Пусть он теперь капитан лишь формально, но он все еще король этой шахматной партии. Оставшийся в одиночестве, без всех своих фигур, но король. Король, проигравший эту партию лишь потому, что одна из пешек дошла до края доски и неожиданно превратилась в ферзя.