– Ну и что? – пожала плечами Дина. – А я родилась во второй день третьего месяца весны.
– А я в третий! – выпрямилась Йора.
– Отлично, – кивнул Гантанас. – А Джор родился в последний день второго месяца весны. Он старше вас всех.
– На один день, – заметила Гаота.
– На два, – не согласилась Дина.
– На три, – вздохнула Йора.
– Ветеран, – согласился Гантанас, заставив всех троих снова прыснуть от смеха.
– А что Тис делает в лекарской? – спросила Гаота.
– Отдыхает, – ответил Гантанас. – Он не отдыхал много лет. Да и придя в крепость, он словно преодолел что-то. Это как мгновенная слабость. К тому же ему требуется время, чтобы стать самим собой. К примеру, он чуть ли не полгода был девочкой.
– Девочкой? – охнули все трое.
– Ну, не совсем, – улыбнулся Гантанас. – Но внешне отличить было невозможно. Синай его видел. А более зоркого взгляда, чем у Синая, я не знаю. Надеюсь, вы понимаете, что я вам доверил большой секрет?
Глава четырнадцатая. Знакомство
Глава четырнадцатая. Знакомство
В тот самый миг, когда губы Тиса словно против его воли вымолвили – «Ее убили», он не сломался, хотя и заплакал. Когда в Дрохайте Алаин смотрела на него не с ненавистью, а с холодным смертельным безразличием, пытаясь понять, отчего какая-то нищая рыжая девчонка без крохи колдовских способностей разыскивает человека по имени Гантанас или же речь идет о совпадении, он тоже заплакал, но по другой причине. Тогда он должен был спрятать сразу два чувства: радость что, наконец-то, он впервые нащупал след того, о ком говорила ему и мать, и Дилис, и тот странный человек, одаривший его удивительным амулетом, и изнуряющую жажду, испепеляющее желание убить эту женщину с голубыми глазами, как он еще раньше хотел убить того веселого воина, что назвался Дейком и заходил в трактир, чтобы со скучающим видом процедить взглядом посетителей. Тем более, что он видел торчащую из ножен на ее поясе рукоять меча, когда-то принадлежащего его матери.
Тис не мог сделать ни того, ни другого. Ни радоваться, ни убить. После того, что он сделал с нюхачом, что произошло в каком-то тумане, хотя он и готовился к такому исходу задолго до того, как почувствовал за собой слежку, он сам едва не умер и не думал, что снова сможет кого-то убить. И он не смог бы убить Алаин, даже если бы решился на это, потому как чувствовал, что она способна раздавить его как назойливую букашку. Способна и готова к этому. Руку на рукоять меча его матери она во всяком случае положила. Руку убийцы. И он заплакал от бессилия, что сошло за обычные девичьи слезы.