– Яхууу! – восторженно заорал Лино. – Это мы им неплохой бардачок тут устроили!
Прижав лицо к окошку, Фруассарт внимательно следил за тем, а не достанет ли огонь и их. Пока что на это не было похоже. Но точно так же никакая сила не была в состоянии открыть, разжать или расколоть броню корабля, который пленил их, словно раковина – драгоценную жемчужину.
Несмотря на чудовищные разрушения, ацтеки усмирили пожар за полчаса. А потом, со всех сторон, заслонившись прозрачными коконами, они начали приближаться к виновникам случившегося.
– Ничего не могу сделать! Ничего не могу сделать! – с бессильной яростью кричал Павоне.
Фруассарт, как и обычно, сохранял спокойствие. Аравак погрузился в свойственную себе кататонию. Зато Эбен, который, обычно, не сильно-то проявлял эмоции, не выдержал и начал грозить приближающимся врагам:
– Ну, идите-ка сюда, грязнули! Увидите, как дорого продают свою шкуру добрые христиане!
17. Долина тревоги
17. Долина тревоги
Игра в перестукивания с боцманом Вайгелем долго не продолжалась. Заскрежетал механизм двери, и я, как можно скорее, перекатился на средину мата. Плафон разгорелся желто-зеленым светом. Вообще-то я ожидал визита Итцакойотля, но появилась лишь пара ацтекских охранников, выглядящие чуточку получше тех, каких я встречал раньше, по крайней мере, от них так не несло местной самогонкой. Распутав мне ноги, они вытащили меня из камеры и повели по коридору, более чистому и лучше освещенному, чем все виденные мною раньше. Технические устройства здесь функционировали тоже намного лучше, переборки между коридорами раздвигались тихо, возможно, не совсем так, чтобы заметив нас, но, скорее всего, они реагировали на поднятие старшего из церберов знака его власти. Более всего он походил на какую-то смесь бердыша с булавой, законченную гребнем из нефрита. После нескольких крутых поворотах и последних врат, перед которыми стражник поднимал свой знак целых три раза, перед нами открылась овальная комната, где было множество глубоких ниш, в которой в центре стоял гладкий и темный, словно ониксовая плита, стол в форме миндального ореха. Стенки ниш оставались темными, гладкими, сами ниши походили на свод в планетарии. Через мгновение после нашего прихода сочащийся из невидимых источников слабый пурпурный свет окрасил весь свод помещения в нежно-розовый тон, в который, перед самым восходом, окрашивается небо. За столом я заметил два неподвижных силуэта мужчин в длинных плащах. В тот самый момент, когда я очутился на полпути к столу, словно на оперной сцене, их окружил световой круг.