– А время идет, – поморщился парень.

– Рик, без информации мы ничего делать не будем, – отчеканил Георг.

– Да это понятно, – вздохнул младший Саттор. – Просто… Он медленно умирает всё это время, а ни черта не могу сделать. Бесит.

– Смирись, – приказал отец. – Иного выхода нет.

– Знаю, – ответил сын.

Этот разговор состоялся уже в начале октября, информацию такого рода генералу раздобыть быстро не удалось. Да и действовать приходилось осторожно, чтобы не обнаружить своего интереса к планете смерти. Георг делал всё, что мог, это Рик знал, потому старался своего нетерпения особо не проявлять. И все-таки тревога становилась всё сильней. Дни сливались в недели, недели превращались в месяцы, а они так особо и не продвинулись. Впрочем, нет. Сам план уже созрел, и он был до невозможности прост.

Вариант с устройством в охрану на Адору отпал почти сразу. Стандартная смена занимала слишком много времени, его ни у Рика, ни у Георга не было, да и само участие старшего Саттора могло загубить начинание в зародыше хотя бы уже потому, что его знали. Генерал время от времени мелькал в новостях, и кто-то мог узнать его. Еще и возраст превышал необходимый предел. Поэтому на Адоре мог появиться только Рик. Георг ворчал по этому поводу, его сын потирал руки, отсиживаться в стороне ему не хотелось.

– Я могу использовать импланты, – упрямился отец.

– Пап, мы уже это обсудили, туда полечу я, – строго возражал сын.

Так что исполнитель главной роли был окончательно определен еще в конце июля, когда в голове Рика родился сумасшедший, но оттого самый подходящий план проникновения на Адору. Они тогда отдыхали всей семьей на курорте Эраты. Георг выбрал ее потому, что здесь было тише, чем на Латуве, где аборигены лезли из кожи вон, чтобы угодить приезжим, и не так тихо, как Чилай-ве. И хоть многие пренебрежительно называли Эрату планетой для пожилых, но Рику здесь нравилось не меньше, чем его отцу. Регину недовольной тоже нельзя было назвать. И пока отец с молодой женой бродили по романтическим местечкам, молодое поколение семьи Саттор в лице пока единственного сына валялось на пляже и размышляло.