— Быть учительницей в школе — значит посещать каждый вечер семью очередного ученика (их у меня тридцать), а в мае и сентябре — в самые лучшие для отдыха месяцы — ползать с классом по окрестностям Щучьего озера, играя в военную игру «Зарница», или проводить туристский поход до Паратова, — возразила ему Мария Гавриловна.

Она налила Пухову чашку, коричневая жидкость источала аромат, Павел Илларионович приблизил к ней нос, втянул воздух и развел руками:

— Не в силах угадать, волшебница. Что вы кладете, каждый раз для меня загадка. Кстати, о загадках, боюсь, что настанет день и наш город станет свидетелем прошлого, его наполнят призраки былого. Слава и позор, блеск и нищета, геройство и подлость. Впрочем, могу ошибаться... Хороший вечер. Есть предложение пройтись по улицам. Даже зайти в музей.

— Вот еще, — недовольно сказал Матушкин. — Я только час как оттуда. Музей закрыт, делать там нечего.

— А сарай? Никогда не забуду тот день, когда вы, трясущийся и бледный, показали мне колесо. Нет, нет, положительно надо туда сходить.

— Вы говорите непонятно и с тайным смыслом, — сказала Мария Гавриловна.

— Я отказываюсь, — Степан Петрович развернул газету, начал было просматривать ее и положил. — Ты хочешь что-то нам показать?

Мария Гавриловна достала из портфеля лист, вырванный из тетрадки.

— Очередное сочинение Ленки Матрасовой. Поразительная девочка. Как-то я сказала на уроке, что среди фольклорных устных рассказов ценность представляют даже самые простые, но обязательно необычные факты. Старушечьи и стариковские суеверия. Без сюжета, без начала и конца. И чтобы вы думали, через несколько дней она приносит мне вот это, — Мария Гавриловна помахала в воздухе листком. — Записала за какой-то старушкой. Хотите послушать? — и она начала читать:

«Давно это было, а может, недавно — дня три. Сижу это я с Агафьюшкой, соседкой своей, на скамейке, скамейка около дома, дом наш старый, никак исполком снести не соберется, нас, старух, не расселит. Напротив нас баня — городская, самая лучшая, а все равно плохая, пока достоишься, и вода не всегда идет с паром. Сидим, аккурат вечер на ночь пошел и темень такая страшная-страшная началась. Фонари горят, а вроде их и не видно. Только луна взошла, крыша банная стала видна. Антенны на ней, как рога. И тут по крыше — он. Идет как по воздуху. Сам седой, с копытами. Я Агафьюшку-то толкни — вишь? — говорю. А она — што? Прошел по крыше и скрылся. А мне еще мать-покойница рассказывала — его одни видят, другие нет. Давно в нашем городе их не было. Считай, после войны ни один старик не упомнит. А этого я хорошо приметила. В руке у него разводной ключ был». Быличка. Ну, разве не прелесть?