Шоррен тихо рассмеялся этим словам. У фразы «выйти на свет» могло быть несколько значений. И одно из них означало «перестать скрывать что-либо от людей».
— Ему можно дать что-нибудь обезболивающее?
— Можно, но не нужно. Я слежу за мозговыми импульсами. Транквилизатор заставит тело реагировать на внешние раздражители чуть-чуть иначе, что исказит клиническую картину. И мы можем пропустить появление тревожных симптомов… Он должен сам.
Что — сам? Унять боль? Следить за своими порывами?
— Я в порядке, — сказал Шоррен, привлекая внимание. — Ыйгун?
— Я здесь, — он почувствовал, как крепкие пальцы женщины стиснули его руку. Потом тыльной стороны ладони коснулись ее губы. — Все хорошо. Я с тобой.
— Ыйгун, — он слегка пожал ей руку, — я должен тебе сказать…
— Не надо ничего говорить. Сначала скажу я. Слушай, — она придвинулась ближе, скрипнув чем-то, кажется, табуретом. Шоррен попробовал приоткрыть глаза, следя за ее силуэтом из-под век. — Слушай, тут заходил Гурий Хват. Он… ему срочно надо было куда-то отъехать. Он страшно торопился, но успел мне кое-что рассказать и передал документы по твоему делу. Ты только не волнуйся. Кажется, он нашел лазейку для тебя. Только нужно, чтобы ты кое-что подтвердил и… дал показания.
— Против себя?
— Нет. Ты должен признаться, что, — она наклонилась к самому уху, зашептала жарко, обдавая горячим дыханием, — что выполнял его приказы. С самого начала, еще когда сбежал из академии. Что все это — твой побег и даже драка — это было только инсценировкой, чтобы тебе поверили пираты и приняли в свою среду. Что все было продумано заранее, и не твоя вина, что иногда приходилось импровизировать и… прервать миссию так скоро. У Гурия был план по внедрению в пиратскую среду своих людей. Ты подходил на эту роль идеально.
— Роль?
— Да. Слушай и запоминай. Около года назад он обратился к тебе с предложением внедрить в преступную среду своего человека. Тебя. И ты согласился. Вы вместе разработали план, чтобы все выглядело максимально достоверно. Флегмачек и другие были использованы вслепую… Но я бы сама этому Флегмачеку устроила «темную», — с неожиданной силой добавила женщина. — Я с ним почти месяц провела на одном корабле. Ужасно скользкий тип. Умный, понятливый, но это-то и бесит. Такие умные легко становятся заумными, а понятливые понимают все весьма однозначно. Я даже рада, что мы больше не пересечемся. По крайней мере, кроме как в суде, если до этого дойдет.
— Будет суд, — он не спросил, он констатировал факт.
— Наверное. Но ты не бойся. Я буду с тобой. А там, может, и Гурий вернется из своей поездки!