— Бес с ними! — заключил сержант и добавил уже в полный голос: — Пошли, ребята! Обедать будем в Антрагэ. Да, Жеан, запиши: Жак — охотник — чист полностью. Живее, парни!

Рычащий сидел у окна и смотрел, как сгущаются сумерки. Голова гудела от множества мыслей, на сердце было тоскливо и неспокойно. Все его притворство рассыпалось пылью, и пусть сейчас все обошлось, но самое страшное еще впереди. Неизбежное объяснение с отцом Кристофом. И с Реми.

К счастью, щенок пока не заметил пропажи санктора. Вернувшись, он просунул голову в дверь, убедился, что все в порядке, и убежал к своему плотнику. Домой заявился усталый и голодный, сжевал хлебную горбушку и завалился спать. К отцу Кристофу же то и дело забегали сельчане по разным делам. Вот и сейчас заросший бородой мужик рассказывал кюре какую-то долгую историю.

Что же делать? Сказать все как есть? Рычащий вспомнил звонкий от злости голос Реми. Луньеры для парнишки — проклятые выродки из чащобы. Рычащий не хотел встретить испуганный и брезгливый взгляд щенка. И не собирался больше оправдываться за свой народ.

Рычащий прикрыл ставни. Он. уйдет ночью. Без объяснений. Без разговоров. Пусть лучше думают, что он неблагодарная тварь. Пусть что хотят, то и думают.

Дрова в печи потрескивали, догорая. Рычащий прислушался. Ровно дышал кюре, за перегородкой посапывал Реми. Пора. Он принялся бесшумно одеваться.

— Уходишь…

Луньер, вздрогнув, обернулся. Отец Кристоф приподнялся на локте и спокойно рассматривал беглеца.

Рычащий передернул плечами.

— Да, пора.

Странно, голова не кружилась, но пальцы отчего-то подрагивали, и он никак не мог застегнуть крючок на рубашке.

Отец Кристоф сел на постели, потянулся за костылем. Морщась, оперся на «дубового друга» и с резким вздохом поднялся на ноги. Костыль скорбно скрипнул, но в который раз выдержал.

— Безобразие! Где башмаки? Были же здесь. А, вот они…. Ну что ж, раз пора, то доброго тебе пути.

Готовый застегнуться крючок рванулся в сторону, оцарапав палец. Рычащий не заметил.

— Зачем вы это сделали? — проговорил он едва слышно. — Зачем?

— Что зачем? — удивился священник. — Пожелал тебе доброй дороги? Ну, во-первых, таков обычай, а во-вторых, я и вправду желаю тебе…

— Зачем вы спасли меня?

— Ну, это просто, Жак. Помогать нуждающимся в утешении, телесном ли, духовном ли, — долг священника. По-другому нельзя.

Да, он подобрал раненого в лесу, беспамятного и истекающего кровью. Он думал, что помогает собрату по стае, такому же человеку, как сам. Но потом, потом…

— Вы солгали сержанту. Про меня. Про падучую. Отдали ему этот ваш, как его… санктор. Почему?!