Последнее слово Рычащий почти выкрикнул. Отец Кристоф шагнул к печи. Всмотрелся в угли.

— Тише, разбудишь мальчика. Не знаю почему. Жалко тебя стало. И с Реми ты подружился. А санктор… жизнь дороже серебра. Разве не так?

Они помолчали.

— У тебя кровь на ладони, — проговорил отец Кристоф. — Дай я смажу настойкой.

Рычащий, словно очнувшись, поднес пальцы к глазам. Кровь алыми каплями сочилась из пореза.

— Не надо, — сквозь зубы произнес Рычащий. — Заживет… как на звере. Я пойду.

— Как знаешь, — отозвался священник. — Хотя… Подожди.

Он зашарил свободной рукой по карманам. Извлек какую-то вещицу, бережно положил на стол.

— Вот. Ты вроде бы потерял.

Рычащий протянул руку, уже зная, что это. Осторожно, стараясь не замарать кровью, связал разорванную бечеву. Надел на шею. Закрыл глаза.

Оберег жил. Забытое тепло заструилось по груди, сердце забилось сильнее, и он даже сквозь соломенную крышу почуял, как крадется за облаками луна, как молочно-белый свет прорывается, стремясь приласкать уставшую от солнечной яркости землю. Ночь растущей луны. Его время.

— Вы тогда его нашли? Когда пошли в Бринньи?

Отец Кристоф кивнул. Рычащий снова коснулся оберега.

— Я же мог убить и вас, и мальчика, — прошептал он. — Перегрызть спящим глотки.

Кюре повернулся. И посмотрел в глаза Рычащему. Долгим взглядом.

— Разве? — задумчиво произнес он.

Он еще сомневается… смеет сомневаться в ненависти луньера к человеку… Да, мог бы…. Ну, пусть не перегрызть, просто убить… Или не мог?

Рычащий потупился. Спросил, замявшись:

— И все же…