Я думаю, это выход, сказала Лайла, когда женщины стояли в высокой траве, глядя на странное дерево. И, Господи, а вдруг она права?

Элейн заходила все глубже в пристройку с автомобильными запчастями, направив луч фонаря в пол, потому что пол был бетонный, а бетон сохранял холод. И там, в дальнем углу, она нашла то, что искала: три канистры по пять галлонов каждая, с крепко закрученными крышками. Металлические, немаркированные, одна с широкой красной резинкой, две – с широкой синей. Ее отец точно так же маркировал свои канистры с керосином.

Я думаю, это выход. Тоннель в наш мир. Если мы захотим вернуться.

Разумеется, некоторые захотят. Женщины, которые ходят на Собрания и не могут понять, какое на них свалилось счастье. Как здесь хорошо. Как здесь безопасно. Многие поколения рабства превратили этих женщин в служанок, и они радостно рванут обратно к своим цепям. Как ни парадоксально, те, кто сидел в тюрьме, вероятно, первыми захотят вернуться в старый мир, вновь оказаться в тюряге, из которой освободились. Очень многие из этих инфантильных созданий не могут или не желают понять, что практически всегда за их арестом стоял мужчина, оставшийся на свободе. Тот самый мужчина, ради которого они сломали свою жизнь. За годы работы волонтером Элейн миллион раз это видела и слышала. «У него доброе сердце». «Он этого не хотел». «Он обещает измениться». Черт, да она сама на это клюнула. В разгар бесконечного дня и ночи, перед тем как заснуть и оказаться здесь, она почти позволила себе поверить, что, несмотря на все пережитое ею с Фрэнком, он все-таки выполнит ее просьбу, сможет контролировать свою вспыльчивость. Разумеется, зря.

Элейн не верила, что Фрэнк сможет измениться. Такова его мужская натура. Но он изменил ее. Иногда она думала, что Фрэнк свел ее с ума. Для него она была мегерой, надсмотрщиком, ежедневным сигналом об окончании отдыха. Ее поражала слепота Фрэнка, не желавшего видеть груз лежавшей на ней ответственности. Неужели он действительно верил, что она радуется, напоминая ему о необходимости платить по счетам, поднимать разбросанные вещи, не давать волю вспыльчивости? Она не сомневалась, что да. Элейн как раз не была слепой, она видела, что муж не удовлетворен жизнью. Но он ее в упор не замечал.

И теперь она должна действовать, ради Наны и остальных. Она поняла это во второй половине дня, когда Тиффани Джонс умирала в придорожном кафе, отдав остатки своей несчастной жизни ради того, чтобы жил ее ребенок.