— «Рив, ёб твою мать, мы тут с голоду уже подыхаем!» — крикнул Лёшарс. Эхо разносило голоса по этажу так, что любой заключённых их слышал. Ничто в “Глыбе” не оставалось в секрете, разве что если в голове это у себя держать. — «Давай шевелись уже!»

— «Ты самогонку делаешь?»

— «Может быть».

— «Могу рассказать, где я заныкал картофельные очистки».

— «Твою мать, ладно, один литр, и не больше».

— «Договорились».

Так и устанавливались связи. Все вокруг слышали, как они договорились о цене. Раньше спиртное приходилось прятать от вертухаев, но теперь же они смотрели на это сквозь пальцы, потому что всем уже было наплевать, да и к тому же надзиратели не так уж и часто спускались на этаж, точно так же употребляя непрерывно производимую самогонку, как и остальные заключённые. Напиток стал тюремной валютой. Рив бросил взгляд на мостки в поисках Ярви и Галлего. Обычно они всегда держались рядом друг с другом, но сегодня встали на противоположных концах перехода, будто бы поругались. Ярви почти незаметно кивнул Риву, дав ему понять, что хочет увидеться с ним позднее, а затем отвернулся. Он явно затребует свою долю от этого литра.

— «Эй, Рив! Твою мать, ты что, так яростно дрочил, что совсем оглох?!» — кричал Вэнс. — «Сказали же: раздавай паёк быстрее!»

В этих криках не было никакой реальной угрозы, а лишь бахвальство. Рив направился к следующей камере неспешным шагом, потому что мог себе это позволить. Как и в случае с Мерино, никто бы не стал рисковать и устраивать выёбоны с наездами на него.

— «Лучше тарелки отмой, а не то силой кормить начну, и не самым безболезненным способом».

— «Ага, конечно. Давай, блядь, уже быстрее».

Некоторые заключённые ели прямо в камерах, другие же предпочитали сидеть за столом. “Инди” по имени Эдоуэйн, чьи родители были родом из Пеллеса, по-прежнему держался в стороне от других в своей камере, расположенной в южном конце этажа. Во время Маятниковых войн он устроил диверсию, подорвав поезд с боеприпасами. Взрыв унёс жизни семисот гражданских, снеся половину Дормеры, из-за чего, по шкале масштабности преступления, Эдоуэйн находился где-то между весьма плодотворным маньяком и очень ленивым червем. Рив даже не знал, за кого считать этого “инди”: за террориста или успешного диверсанта. Но ему тут было не место, как и Фениксу.

Эдоуэйна кормили всегда в последнюю очередь, но единственной этому причиной было то, что его камера находилась дальше всех остальных. Рив опёрся о покрывающийся ржавчиной дверной косяк из железа. Эдоуэйн внимательно изучал лежавший на его кушетке клочок бумаги. Вернее даже, это были несколько склеенных вместе бумажных обрывков, напоминавших одеяло из разных лоскутов.