— «Капитан, можно попросить вас об одолжении?» — спросил Нэвил.

— «Постараюсь вам помочь».

— «Вы не могли бы научить меня пользоваться “Лансером”, пожалуйста? Взамен просите, чего пожелаете».

Несколько секунд Дьюри хранил молчание, а затем кивнул.

— «Само собой. В наше время каждый человек должен знать, как обращаться с оружием».

Гражданские в Тирусе обычно оружием не владели, так как всецело полагались на солдат.

— «Ну… Тогда придумайте, чем я вам смогу отплатить».

— «Научитесь стрелять так же метко, как настоящий солдат», — ответил Дьюри, почти что улыбаясь. — «Вот этим мне и отплатите».

Нэвил ещё некоторое время смотрел вслед удаляющемуся от него капитану, обдумывая его ответ, а затем продолжил свой путь к смотровой площадке по тропе между скалами. Срезав через сады с фонтанами, где струйки журчащей воды сбегали по золотистым камням, доктор направился обратно к башне имени Ланды. Он изо всех сил пытался переживать за судьбу Альвы, но его всё ещё не покидали мучительные сомнения по поводу того, как бы всё обернулось, если бы мир был предупреждён о существовании Саранчи ещё до “Дня Прорыва”. Лифтовая кабина, представлявшая собой широкую площадку, неспешно поднималась на верхний этаж, дав Нэвилу время разложить у себя в голове всё по полочкам.

“Надо досконально обговорить этот вопрос с Адамом. Нельзя же всю оставшуюся жизнь копить в себе эту бурлящую злобу”.

Но, на удивление, постоянно сердиться было непросто. Нэвил знал людей, которые годами на кого-нибудь зуб точили, доводя свою испепеляющую ненависть до предела, но у него самого на такое сил не хватало. Он пришёл к выводу, что злость — это своего рода зверь, в какой-то момент покинувший родную нору и начавший жить сам по себе. О нём надо было постоянно заботиться и покармливать, а затем он превращался в домашнее животное, подаренное избалованному ребёнку. Тот порадовался новой игрушке, но через несколько дней совершенно о ней позабыл, оставив питомца дальше влачить своё существование, а теперь винит себя в этом, ведь животное надо постоянно выводить на прогулки, хотя только и мечтаешь, как бы кто-нибудь у тебя его забрал. Нэвил считал, что просто обязан чувствовать гнев из-за столь высокомерного и безответственного поступка Адама, ведь тот и впрямь сотворил нечто ужасающее. Но масштаб последствий его решения оказался столь необъятен, что казался невозможным для обычного человека.

“Как и “Молот Зари”. Полагаю, я тоже убил миллионы людей. Может, даже миллиарды. Их уничтожили мои расчёты, мой труд. Хотя сам я сроду даже морду никому не бил”.