“Паренёк… Господи, да мне самой уже тридцать. Даже если всё уладится, мне под семьдесят будет, когда Маркуса выпустят”.

Хотя всё это вовсе не имело значения. Он был её мужчиной, и Аня готова была ждать его хоть целую вечность, если потребуется. Она всё для себя решила ещё двенадцать лет назад на вручении медалей, когда сжимала в руке Звезду Эмбри, которой посмертно наградили её мать, а боль в душе от потери близкого человека ещё не успела утихнуть, почти что не позволяя сделать вдох. Маркус тоже был совершенно разбит из-за смерти Карлоса, хоть и делал вид, что у него всё в порядке. Неумение пить крепкие напитки и отчаянная нужда в поддержке, когда всё вокруг приносило лишь нестерпимые страдания, привели к тому, что Маркус проводил Аню к безмолвию опустевшей квартиры Елены Штрауд, где их сплотила общее горе и бушевавшие гормоны.

“Маркус говорил, что нам не стоит этого делать. Такие отношения между простым солдатом и офицером недопустимы. А я ответила, что нам просто надо соблюдать осторожность. Поначалу аж дух захватывало от того, как мы тайком проводили время вместе. А затем всё перешло в привычку, став нашей маленькой постыдной тайной, а вовсе не тем, чего я желала. Какой там антоним к термину “платонические отношения”, когда телом мужчина полностью твой, но душа его скрыта под семью замками? Должно же это как-то называться”.

Аня сделала несколько глотков пива, имевшего странноватый сладкий вкус. Должно быть, эту партию варили из пшеницы. Поболтав остатки напитка в кружке, она смыла остатки стремительно уменьшавшейся пены со стенок. Ане не довелось познакомиться с матерью Маркуса, но знала его отца достаточно хорошо, чтобы понимать, как они оба были зациклены на своих исследованиях. В детстве у Маркуса было всё, о чём только можно пожелать, кроме родителей, уделяющих ему время и внимание. Они всегда переживали лишь о его будущем, совершенно не думая о том, что о ребёнке надо заботиться здесь и сейчас.