– Не перебивайте говорящего, а то будете, удалены со сцены, – пригрозил председатель.

Алехандро лишь недовольно ухмыльнулся.

– Спасибо, – благодарственно сказал Давиан и продолжил свой пламенный рассказ. – Постоянные проволочки в сфере решений, отсутствующий у Партии политический курс. Мы не способны выработать собственную идеологическую позицию по устройству в новом Рейхе. И разве это нормально, что наша работа не имеет никакой продуктивности? Что мы не способны пойти единым фронтом? – Задав риторические вопросы, Давиан посмотрел в глаза собравшимся и продолжил с ещё большей пламенностью. – Братья и сёстры! Нам срочно необходимо принять новую идеологию, так как только она нас скрепит, как нельзя крепче. Только она своими моральными установками позволит нам идти по одному курсу, не сбиваясь с него. Ведь, только имея единый курс и направление развития можно добиться чего–либо! Только с помощью единой идеологии мы станем великими и я хочу, чтобы на вооружение мы приняли идею священного коммунизма, – и приостановившись на пару мгновений, что вобрать в лёгкие воздуха с фанатизмом выпалил риторический вопрос. – Почему она? Только эта идея способна скрепить нас как нельзя лучше, эта величайшая в истории всего человечества идея достойна того, чтобы её воплотили во всём Рейхе, но после того, как она восторжествует в нашей Партии! Ибо только тогда мы преодолеем всякое неравенство и несправедливость, что торжествует на нашей земле! – С ярым, практически религиозным, рвением кончил говорить Давиан.

Но слова этого оратора не впечатлили людей. Они, молча, сидели и слушали Давиана. Никто не зажжётся той идей, которой сгорал сам главный коммунист. Только яро радовались и заворожением сидели те люди, которые пришли за Давианом и ревностно поддерживали его идеею, приняв крещение красным знаменем, но таких было не много, большинство не испытало никого интереса к этой идеи, где равенство признавалось выше свободы личности. В их глазах так и повисла скука, перемешанная с полнейшим отсутствием интереса к словам говорившего. Взгляд был просто пуст, а в мыслях витал ветер и непонимание от сказанного главным коммунистом Партии.

Тут к микрофону вновь подошёл Мицелий.

– Теперь даётся право выступить второй стороне.

Место у кафедры занял Алехандро. Габриель заметил, что во взгляде оратора пылает тот же лютый и сжигающий душу пламень идейности, что горел в душе Давиана.

– Любимые однопартийцы, мы, конечно же, услышали здесь, что все идеи нашей Партии лживы, а наш предводитель просто обманул нас. Не так ли? Но это наглая ложь со стороны носителя красной чумы, – разгневался Алехандро, отчего Давиан искривил лицо в гримасе недовольства. – Мы должны понимать, что в нашей Партии любой человек может выбрать понравившуюся ему мысль или идею. В этом и основа нашей Партии. Дать свободу каждому. А единая идеология, тем более коммунизма, просто лишит нас главного достояния – свободы. – Сказав это, Алехандро примолк, увидев во взгляде большинства людей одобрение и понимание, и в этот момент он понял, что уже выиграл. – Ну а что касается нашего предводителя…. Он дал нам это здание, направил нас.… Уделил нам вообще какое–то внимание. И почему мы должны у него теперь ещё что–то просить? Он стал нашим отцом по идеи освобождения Рейха от диктатуры Канцлера. Да, он для нас и так очень много сделал и больше мы просить у него не в праве. Ибо он наш бессменный вождь, приводящий нас к свободе и дарующий её.