Когда размышления о Кодексе постепенно стали проходить Морс обратился к Эстебану с вопросом:

– А как у тебя с личной?

– С чем? – недоумевая и нахмурив брови, перепросил Командор.

– С личной жизнью? Что тут не понятно то?

После того как вопрос прозвучал Данте незаметно поднял голову, хотя от работы и не отрывался и мельком стал посматривать на Командора.

– А, понятно. – Мрачно сказал Эстебан. – Ничего. Абсолютно. Всю жизнь служу верой и правдой полк–ордену и Рейху.

На лице Данте пробежала еле заметная улыбка, которая не была на неё похожа, ибо это больше напоминало, как легко улыбается безжизненная статуя.

– А почему же тебя ещё не женило, как там его, Министерство Семьи или Семейных отношений, не помню как точно.

– Потому что первым Канцлером был утверждён декрет о полк–ордене. В этом декрете давались регалии нашей организации, в том числе послабление в некоторых министерских повинностях. – Прохладно и бесстрастно ответил вместо Командора Консул.

– Да, так как то, – С толикой недоумения поддержал Эстебан.

– Ну, как скажешь. Это твоё дело, брат. – Потеряв саркастическую улыбку, мрачно сказал инспектор Морс.

– Скажи, как тебе удалось собрать столько информации о Лорд-Магистрариусе?

– Отвечу тебе так, – нервно поглядывая в сторону Данте, заговорил Сантьяго. – У каждого инспектора свои методы добычи информации… пусть и не совсем законные, но ты же получил, что хотел?

– Получи и отправился на курорт в трущобы, – вмешался Консул.

Они ещё могли долго разговаривать практически обо всём, а Данте лишь изредка давал свой короткий и холодный комментарий, отчего он тоже становился собеседником. Всё было просто прекрасно и наполнено дружеской атмосферой. И со временем они переходили на менее мрачные темы. Их разговор становился всё более непринуждённым.

Но вот в кармане Командора зазвенел телефон, чей звук был подобно нежелательному грому, предвещавший беду.

– Да, Антоний. Ты что–то хотел?– приложив трубку к уху, спросил Эстебан.

Через минуту разговора лицо Командора стало мрачным и практически безжизненным, будто бы из него пропала вся кровь. Его взгляд отражал отчаяние и шок одновременно, став отражением глубокой бездны. Он не положил трубку. Он её просто выронил из рук. Мышцы не повиновались, и будто всё тело впало в ступор от ужаса.

– Что случилось? – переполнившись голосом волнения, спросил Морс, буквально впившись взглядом в своего друга.

Эстебан безжизненным и настолько тихим и пересохшим голосом, будто это был скрёжет шёпота, ответил: