Грациано забыл о приданом, но поморщился.

— Жить в доме жены? Я, что, не мужчина? Я сам обеспечу детям… Я думал о Ферминьяно… — Он умолк, потом всколыхнулся, — да нет же!! Ты сбила меня. Я же не о том. Недавно банкир Пасарди предлагал мне купить дом в Пьяндимелето… — он снова умолк.

— …Не далеко ли?

— Далеко. Я не о том. Я вспомнил вчера, как ты мне говорила, что Антонио Фаттинанти думал купить замок! Где?

Камилла задумалась, закусив губу, потом уверенно ответила.

— Тоже в Пьяндимелето. Это точно. Он часто о нём говорил. Очень часто. А что?

— А то, что покойник Комини, содомит старый, перед смертью, д'Альвелла сказал, приглашал к себе банкира Пасарди. Зачем?

Камилла ничего не ответила, но почувствовала, как по её телу прошёл озноб. Эти слова мужа напугали её, хоть она и не осознала их смысл в полноте. Она чуть отстранилась, пожала плечами и, закусив губу, смотрела на мужа.

— Пьяндимелето… Пьяндимелето… — бормотал он. — Девятьсот пятьдесят флоринов. Недешево. Кажется, сто акров земли. Замок, колодцы, виноградники… Джанмарко Пасарди. Если я прав… Разберёмся-ка. — Он откинулся на подушку, и снова притянул её к себе, и от его жеста, хозяйского и властного, у нее ещё больше потеплело на сердце, — твой братец замечает, как старый мужеложник пристает к писцу и спускает негодяя с лестницы… — Камилла удивлённо озирала супруга. — Спускает, спускает, — кивнул он, уверяя её, — сам Лелио рассчитывает препроводить его в Трибунал позже, когда освободится камера, и старый мерзавец тоже не мог не понимать, что то, что Портофино не сделал сегодня, он сделает завтра, и, видимо, решает удрать. Но передвигается с трудом, почти не встаёт с постели. И приглашает запиской Пасарди. Зачем? Договориться о покупке дома? Взять деньги? Видимо, и то и другое — ему нужно было по выздоровлении срочно куда-нибудь уехать. Но никаких купчих или денег в его комнате не было… Связано ли это с остальными смертями?

Камилла побледнела.

— Ты думаешь, дело в деньгах?

— Почему нет? Причины убийств, как выражается мой мудрый дружок-богослов и твой братец Лелио, всегда одни и те же — властолюбие, алчность, злоба, зависть или мстительность. При этом, Даноли едва ли не пятикратно повторил, что это — подлость. А подлость, хоть и совместима со всем перечисленным, легче всего клеится всё же к зависти и алчности. Властолюбие не может иметь отношения к Черубине Верджилези и Джезуальдо Белончини — убийца никуда не продвигался. Следует отбросить и месть: никогда не поверю, что Антонио мог кого-то смертельно оскорбить. Чёрная злоба жертв не выбирает, бьёт всех подряд, а тут убитые тщательно отобраны — и, что любопытно, — среди отравленных нет бедняков. И потому, надо остановиться именно на алчности. Как сказал бы твой ученый братец, quid non mortalia pectora cogis, auri sacra fames? Если это причина… а почему нет? Подлость не знает высоких побуждений. Некто предлагает состоятельному человеку недурную сделку, вложить деньги в землю. Это всегда выгодно, а в эти времена — прибыльно сугубо. Посредник — уважаемый в городе банкир. Что тут подозрительного? Потом деньги прибираются к рукам, а покупатель… травится! Так один и тот же дом можно продавать и трижды, и пятикратно. Но это значит, что Пасарди знает продавца, и он в курсе всего. Странно… он мне подлецом не казался.