Светлый фон

Альдобрандо Даноли чуть сдвинулся на стуле и потёр лоб.

— Это недоразумение…

Шут резко обернулся к нему.

— Почему?

— Я бывал в Пьяндимелето. Какой замок? Никаких замков, кроме графского, там нет… Захолустье. Один только на развалинах крепости, её ещё Франческо Сфорца разрушил… Церквушка приходская Сан-Бьяджо, женский монастырь. На северной окраине — руины какие-то. Несколько домов приличных. На окраине с юга — виллы, но тысячи дукатов ничего там не стоит.

Песте внимательно выслушал и переглянулся с д'Альвеллой.

— А что это меняет? — прошипел начальник тайной службы. Он схватил за хвост мотив убийства и не намерен был выпускать его. Ничего другого не оставалось — он уже перебрал всё. Предложенная Чумой причина не выглядела невозможной. Да, это была подлость — деяние чёрной души, омерзительное и интригующее одновременно. Живой мертвец, внутри которого ползают смрадные черви и тихо смеется сатана, притворяется человеком, грабит живых и хладнокровно делает из них покойников… Тристано жестко заключил, — значит, банкир — посредник в сделке. Он может знать, что она жульническая, а может и не знать. Но он не может не знать продавца. Даже если продажа шла через подставное лицо, нет такого подставного лица, которого мы не разговорим… — Тристано стремительно встал и высунулся в коридор.

— Эй, кто там! Аделарди! Скажите Энрико — немедленно пригласить в замок Джанмарко Пасарди.

— Под конвоем?

— Под охраной… — мягко подчеркнул Тристано д'Альвелла, и вернулся к столу. — Что-то в этом есть. Замок, чай, не ручная кладь…

— Банкир говорил о девятистах пятидесяти дукатах, — снова напомнил Песте.

— Почему так дорого?

— Он упоминал о ста акрах земли и виноградниках…

Д'Альвелла хмыкнул.

— Прикинем-ка по именам. Мерзавец меняет оружие и методы, но мотив-то должен совпадать. Начнем сначала. Черубина ди Верджилези.

Портофино скептически уставился на Тристано, но от полога раздался тихий голос Камиллы.

— Это правда. Она мечтала о покупке загородного дома, и даже, я сама слышала, говорила об этом с герцогиней Элеонорой.

— Ну, мечтать-то… А деньги? — хмыкнул Портофино.

Камилла пожала плечами.

— У нее были деньги, Аурелиано, муж её умер, имущество было поделено между ней и сыном мессира Фабио от первого брака. Она говорила ещё, что это несправедливо, мол, в завещании он городской дом и полторы тысячи дукатов женатому сыну оставил, а ей — завещал две тысячи, но дома не оставил — ни в городе, ни за городом. А она хотела загородный дом.