— Уля, я тебя убью, — она качнула головой, ощупывая старые рубцы. — А ведь… сохранить хотела. Ты уникальна. Интереснее… только Тамара. Жалела. А ты? Зачем… полезла? Не твое… дело. Ты — видящая. Всё.

— Нет, — возразила сухо, прислушиваясь. Шаги за спиной — тихо шуршит в роще прелая листва, не тронутая дождем. — Это моя территория.

— Хуфия в тени? — Раяна с трудом встала и потерла больное колено. — В ней было… семеро. Ты развоплотила. Сколько? Даже с шестью… она бы уцепилась за этот мир… не нуждалась бы… в привязи к живому. Сколько?

— Двоих, — очень хотелось соврать, но не получилось.

— Двоих, — повторила ведьма. — Двоих… — и судорожно выдохнула: — Ты хоть понимаешь… как непросто найти и… подманить девочку… с Пламенем, когда за ними… следят и наблюдатели, и Верховные?

— А что, мальчики не подходят? — поинтересовалась я угрюмо, распознав обладателя шагов. Тяжелые, уверенные, неторопливые… благожелательные.

Удивилась бы, если бы не действие заклятья? Наверно, нет. Меня использовали как ключ к закромам знаний, как объект для тренировок, как подарок… А теперь — наверно, как разменную монету.

— Зоя должна была… дополнить хуфию, единственная потомственная… от одержимого с Пламенем… в округе, — Раяна скрестила руки на груди и посмотрела на свинцово-серое небо. — Но ты вмешалась, Анфиса… И я отказалась. Хоть бы семь, но готовые, — опустила взгляд на меня: — Но для задачи и привязки… и тебя хватит. Можно… попробовать. В любом случае… убивать, чтобы из тени… вынуть. Или… подождать? — она улыбнулась и кивнула: — Достаточно… подождать. И она из-за меня… убьет тебя. Она обещала это? Обещала, вижу. И твоя кровь… станет для неё силой, чтобы… удержаться здесь. А я… успею приготовиться.

Несмотря на заклятье, от слов и стылого змеиного взгляда Раяны стало жутко. И хуфия пришла. На мои плечи легли костлявые ладони, по щеке невидимкой скользнула серебристая кровь, и шепот: «Она. Отдай. Убью. Сразу её или сначала тебя».

А еще наблюдатель, который Георгий… Викторович, появился в поле зрения и посмотрел на меня… с ненавистью. Очевидной, откровенной и почему-то беспомощной. Словно я опять ему все планы поломала, как тогда, у фонтана, но прикопать воспитание не позволяет. И его мысль прилетела весомой ментальной оплеухой: «Ульяна, почему ты не рассказала о хуфии всё?»

Виски сжало болью, и у меня аж искры из глаз посыпались.

«Почему я ничего не знаю об ее условиях? И об ее претензиях? Почему, Ульяна? Я — твой наблюдатель, и ты обязана докладывать о таких вещах!», — губы сжаты в тонкую полоску, в глазах Пламя, лицо невыразительное, но он… орал. И риторические «оплеухи» сыпались одна за другой.