Она шла как обычно с сумкой-почтальонкой, и на нее напала собака – вцепилась в сумку, разодрала ее и вместе с ней один большой конверт.

После рабочего дня Жюльетта принесла разорванный конверт домой. У Артура ловкие пальцы, и она надеялась: он сумеет его так заклеить, что получатель ничего не заметит, а у нее не будет никаких неприятностей, потому что люди всегда готовы написать жалобу.

Артур Рамирес так никогда и не заклеил конверта.

Он вертел его и так и сяк, и его заинтересовало содержимое: в конверте лежала папка с чертежами какого-то очень любопытного аппарата, а при ней письмо. Природное любопытство взяло верх над природной порядочностью. Артур прочитал письмо, открыл папку, изучил чертежи.

Их жизнь потекла по другому руслу.

Артур Рамирес пал жертвой всепоглощающей страсти к муравьям. У себя на чердаке он устроил огромный террариум. Он говорил, что муравьи умнее людей, потому что общий ум муравейника во много раз превосходит умы, которые его составляют. Он утверждал, что у муравьев 1 + 1 = 3. Таково действие социальной синергии. Муравьи дают модель нового уровня жизни – группового. По мнению Артура, муравьи могут помочь людям эволюционировать.

Жюльетта Рамирес только много позже узнала, что за чертежи находились в папке. Это были чертежи аппарата, который его изобретатель назвал «Розеттский камень». Он переводил звуки человеческого языка в запахи, понятные муравьям, и наоборот. Таким образом аппарат давал возможность беседовать с мирмицинским сообществом.

– Но… но… Это же изобретение моего отца! – воскликнула Летиция.

Мадам Рамирес взяла ее за руку.

– Я знаю, и мне теперь очень стыдно перед вами. Да, это послание отправил Эдмонд Уэллс, ваш отец, а получателем были вы, мадемуазель Уэллс. В папке лежали чертежи аппарата-переводчика с французского на муравьиный и второй том «Энциклопедии абсолютного и относительного знания». И еще письмо, да, письмо… адресованное вам.

Жюльетта Рамирес достала из ящика буфета аккуратно сложенный белый листок.

Летиция чуть ли не вырвала его из рук Жюльетты.

Она прочитала: «Летиция, доченька моя любимая, не суди меня…»

Летиция пожирала глазами почерк любимого отца, ласковые слова, которыми кончалось письмо, и подпись «Эдмонд Уэллс». Ей было больно, и, чуть не плача, она закричала:

– Воры! Вы просто воры! Это же мне! Это же мое! Это мое единственное наследство, и вы его у меня украли! Вы присвоили духовное завещание отца! Я могла бы умереть, так и не узнав, что в свою последнюю минуту он думал обо мне. Как? Как же вы могли…