– Не понимаю, зачем кому-то что-то взрывать, – сказал Двенадцать Азалия. – Это же не… никто же не хочет повредить Городу, все хотят его захватить, правильно?

Машина снова замедлилась, но в этот раз не остановилась ни на каком блокпосте. Просто ползла, словно они в пробке.

– Сделайте окна прозрачными, – попросила Махит. Ничего не случилось.

Три Саргасс тихо скрежетала зубами. Махит видела напряжение в ее челюсти.

– Лепесток, – сказала она, – это флот. Бомбить массовые гражданские беспорядки – работа флота. Ты это знаешь, – и водителю: – Отключите тонировку, можно?

В этот раз водитель подчинился.

Вначале Махит не могла осмыслить, что первым делом увидела за окнами машины, когда дымчатое стекло побледнело до прозрачности. На Лселе люди ничего не ломали – только не собственность, только не с таким самозабвением. Корпус станции хрупок, и если какая-то часть машинерии откажет, то погибнут люди: от вакуума, от ледяного холода, от отключения системы гидропоники. Повседневный вандализм на Лселе – это граффити, сложный хакинг, перекрыть коридоры с помощью баллонов с расширяющейся пеной для починки брешей. Но здесь, на улицах Города, она видела, как тейкскалаанка в совершенно цивилизованных костюме и брюках размахнулась чем-то вроде металлического прута и разбила стекло в витрине магазина. Разбила, прошла подальше и повторила.

Другие бежали – бежали прямо по проезжей части, вот почему машина так замедлилась. Кто-то – с лиловым значком со шпорником, кто-то – вообще без опознавательных знаков, а кое-где были Солнечные – золотые, ужасающие, в острых триадах, словно корабли-разведчики, ныряющие в невесомости по нисходящим орбитам. В воздухе разливался дым, принесенный ветром от душераздирающе симпатичного здания о множестве башенок. Водитель – с выражением угрюмой и спокойной решительности – продвигался рывками, и от каждого ускорения внутренности Махит плескались о брюшную стенку.

– Не вижу легионов, – тяжело сказал Двенадцать Азалия.

Три Саргасс переползла сзади на сиденье рядом с водителем.

– Мы далековато от космопорта. Это… окраины…

Раньше, чем получилось продвинуться подальше, они услышали крики – два крика, отзывающихся друг на друга, ритмичные и поэтичные, как биение сердца, но не в такт – сердце в фибрилляции. Волна звука, перемежавшаяся в непредсказуемые моменты грохотом очередного взрыва. Водитель, заметив какой-то просвет, который не видела Махит, вдавил педаль и бросил машину за угол – Махит упала на колени Двенадцать Азалии, – они помчались по переулку, – а затем улица раскрылась: шоссе, расцветающее в площадь. И вот они: две многолюдные толпы тейкскалаанцев, кричащие друг на друга. Машина встала. Через эту кипящую массу пути не было.