Светлый фон

– Это уж решать вам, в зависимости от обстановки. Оцените, какую угрозу он представляет. Деменцио настаивает на почетной отставке – на мой же взгляд, он чересчур щепетилен. Лев… Хотя нет, не лев – шакал в изгнании все равно остается шакалом, и когти его не стачиваются и не отпадают. Задайте себе вопрос: что делают с бешеным зверем? То-то и оно… Хотя кровопролития, по возможности, следует избегать. При этом помня, что не каждая искра жизни одинаково священна. В общем, не берусь вам советовать – действуйте, как велит сердце. Судьба благоволит сильным, она непременно поможет! Fortes fortuna adiuvat – и точка.

Fortes fortuna adiuvat

Подумать только, когда-то я переживал из-за того, что могу быть причастен к убийствам. Удивительное малодушие! Я твердо знаю, что на руках моих нет крови – надеюсь, Дункан сделает все аккуратно, и завтра на исходе дня я буду столь же доволен собой, как и прежде. В противном случае придется утешать себя тем, что Курфюрст заслужил наказание.

Впрочем, кого я обманываю! Мне будет все равно. Точно так же, как и тебе, милосердный Читатель!

Ладно, что-то я засиделся, меж тем как замок и Ламассу без присмотра. Пойду-ка я восвояси! Воображение и амбиции Дункана довершат то, что я начал.

– Господин Клаваретт, к сожалению, мне пора. Если появятся сведения по моему делу – пожалуйста, сообщите. Удачи вам завтра! Я скрещу пальцы – все будет в порядке.

Ах да, чуть не забыл – обещал замолвить словечко. У вас тут за ширмой прячется Йакиак, подслушивает, смотрит. Специально для него говорю: тогда, в Больнице, он был мною обманут. Еще раз прошу прощения! А вам, Дункан, без зазрения совести подтверждаю: Йакиак – абсолютно лояльный и верный сотрудник, и по своей воле он никогда не допустил бы подобной ошибки. Надеюсь, обошлось без взысканий. Если нет – готов выплатить издержки из собственного кармана.

– Откуда у вас деньги? – усмехается Дункан.

Этот вопрос я, пожалуй, оставлю без ответа. Негоже Начальнику следствия знать, что мне вот-вот будет принадлежать весь Город. Право посещения каждого дома – разве существует что-либо более ценное?

– До свидания, господин Клаваретт!

* * *

На улице стало еще холоднее. Колючий, промозглый ветер пробирает до костей, и даже я, привыкший к заточению в ледяном замке, чувствую себя неуютно.

Что-то во мне изменилось: к лучшему ли, худшему – я не знаю. Сюда бы Ламассу, но его, как назло, нет. Начинаю подозревать, что забота о Нарохах и восстановление после потопа были лишь отговоркой – мой верный соратник добровольно покинул меня, самоустранился, не желая посещать Великое следствие. Возможно, не хотел видеться с Дунканом; более вероятно – не хотел делить ответственность за обман следователя.