– Мой труп, разлагаясь, гниет на помойке. Внутри свили гнездо черви; по венам, вместо крови, ползают бесцветные, прожорливые личинки. Глаза широко открыты, подернуты пеленой – с каждым днем они набухают и, наконец, лопаются: изнутри вылезают очередные мерзкие твари – не то змеи, не то покрытые хитином мокрицы. Они спускаются по моим скулам, заползают в рот, гортань и трахею, еще ниже – в желудок, и начинают остервенело жрать все, до чего дотягиваются своими полущупальцами-полуклешнями.

Каждый вечер прилетает орел и клюет мою печень. Я одновременно и жив, и мертв: все чувствую, все ощущаю, но пошевелиться не могу – сердце не бьется, дыхания нет; разве что личинки дышат во мне полной грудью. Сознание не потухло, душа по-прежнему здесь, в измученном, расклеванном, изуродованном теле – она прикована к нему золотыми цепями. Отпустите ее, помогите – кто бы ты ни был! Добрый человек, зверь или насекомое, Бог или ангел – спасите: пока душа на земле, пока она по живому пришита к гниющему трупу, нет мне покоя – адская боль пронзает тело, голод и жажда острыми когтями скребут изнутри. Освободите, дайте взлететь, взмыть в небо, очиститься, окунуться в лазурную даль бытия!

Едва орел заканчивает свое черное дело, как на землю падает ночь, а вместе с ней прибегают шакалы – по кусочкам, пируя, они отщипывают кожу, пережевывают ее, переглядываются, словно делясь впечатлениями. Обнюхивают и вгрызаются глубже, в самое мясо, а ближе к утру доходят до кости – точно пилой или топором, орудуют стальными, блестящими при свете Луны челюстями.

яростно повторяю я строки, выученные в суматохе дней, но ни метания разума, ни абстрагирование, ни слова божественной поэтессы не в силах вырвать меня из объятий жгучей, запредельной, обжигающей боли – оков телесного мира, каменной глыбой придавивших к земле.

Брезжат первые лучи рассвета, шакалы обгладывают мерклые, землистые кости, довольно облизываются и разбегаются по закоулкам. Мое сознание бултыхается в их насытившемся чреве. Кажется, я свободен – но нет, спустя пару секунд спасительной передышки пытка начнется сызнова: я знаю, так было сотни раз – и будет повторяться целую вечность.

Конечно, я не ошибся – все, как и прежде: мой труп, разлагаясь, гниет на помойке…

Господи! Что такое я слышу? Какие страшные, дикие вещи! И от кого? Не от Настоата или Иненны, у которых с головой не все в порядке, не от умирающего Курфюрста и даже не от загадочного доктора или полоумной собаки, а от Него – человека в самом расцвете сил, Первого советника, статного, державного, величественного, сиятельного Деменцио Урсуса, да святится его имя в веках!