Но без кола в руках.
Нет, теперь кол был в руках мальчишки – и я рывком поднял саблю, насаживая Призрака на кол.
3
Треск приближался вместе с дрожью, пол начал содрогаться, замерцали свечи. Герен достал кинжал и пошел к кровати. Агнесса извивалась, пытаясь встать. Не было кладбища, не было кола, не было Призрака. Не было мальчишки на дне могилы. Это всего лишь я стоял на коленях, все глубже погружая клинок в тело эльфа. Клинок был очень острый, он входил легко. Руки Самурая повисли, голова откинулась назад, потом качнулась и упала на грудь. Широко расставленные ноги подкосились. Он уже не стоял, а висел, не падая лишь потому, что я обеими руками удерживал его на клинке.
Герен подошел к кровати вплотную, Агнесса что-то выкрикнула, отползая на другой край. Пол ходил ходуном, треск стремительно нарастал. Клинок вошел в тело на всю длину, теперь снаружи осталась лишь рукоять. Я почувствовал текущую по рукам горячую кровь эльфа и отпустил ее. Ноги Самурая подогнулись, он присел, потом упал на колени и медленно повалился навзничь.
Герен взял кинжал за лезвие, собираясь метнуть его в Агнессу, но передумал и шагнул на кровать. Агнесса опять закричала. Я поднял с ковра вторую саблю, упираясь острием в пол, тяжело встал. Трещина, сначала узкая, но мгновенно расширившаяся, стремительным зигзагом прочертила стену, и сквозь нее пронзительный треск ворвался в спальню.
* * *
Трещина рассекла потолок и нырнула под ковер, разделив помещение на две части. Наклонившись, Герен ударил Агнессу кинжалом в голову, и тут же половина спальни перевернулась – часть пола вместе со стеной и дверным проемом ушла вниз, кровать встала на дыбы. Край балдахина стукнул меня в плечо и отшвырнул на перевернутое кресло. Герен кувырком отлетел куда-то в сторону и пропал из виду, я увидел прямо перед собой расширенные глаза Дитена Графопыла, а потом часть ковра, все еще удерживавшая нас, провалилась.
Подо мной мелькали оседающие, грохочущие руины, обломки паркета, мраморные плиты и искореженные стены, подсвеченные багряным заревом, что плясало над разрушенной до основания портовой частью города. Угол кровати возник надо мной – она уже перевернулась ножками кверху, – посыпались подушки, сбоку выдвинулся край стола. Я вцепился в деревянную голову кабана и повис, а по руинам уже скакали мешочки и кувшинчики ловушек. Моя метка запульсировала.
Часть ковра свисала вертикально, и я щекой прижал к ней плетенный из шелковых нитей ремешок. Осторожно повернув голову, сжал его зубами, потом уперся во что-то ногами и выпрямился.