– Скажи им что-нибудь, – прошипел американец. – Скажи, что мы друзья.

Бореаль не подавал признаков жизни, только продолжал тихо похрипывать. Роквуд обеспокоился, а не хватил ли проводника с перепугу удар. Нахмурившись, американец принялся лихорадочно рыться в своем скудном испано-португальском словаре.

– Амиго. Вояжеро. Америка. Но хомбре буено де Америка, фотографо, десео фото де туо пуебло.

Индейцы переглянулись. Тот, что стоял впереди, седоватый, со сложной прической и красивыми татуировками на руках, открыл рот и громко рассмеялся. Пока Роквуд соображал, хорошо это или плохо, остальные кампаса присоединились к старшему. Они хохотали, держась за бока, а обладатель духового ружья даже уронил свою трубку и сам рухнул на землю. Роквуд нерешительно улыбнулся. Старший справился со смехом и заговорил на чистом английском:

– Вы бы видели выражение своего лица. Кук и каннибалы, ей-богу. Давно я так не смеялся.

Роквуд почувствовал себя полным идиотом. В самом деле, что он навоображал? Вполне возможно, что этот индеец – выпускник Гарварда и на порядок цивилизованней его, Роквуда. Двадцать первый век на дворе, а он – яд, головы, духовые ружья.

Между тем старший посерьезнел. Сделав своим товарищам знак замолчать, он подошел к американцу и заглянул ему в лицо. В черных глазах под тяжелыми веками не было и следа веселья.

– Я с удовольствием приглашу вас в поселок и отвечу на вопросы, но с одним условием. Поклянитесь, что вы ничего общего не имеете с Маскуито.

Американец моргнул.

– Мы и вправду остановились у него на вилле. Но, честное слово, я познакомился с ним только вчера, и знакомство было не из самых приятных.

Индеец испытующе смотрел на него некоторое время, а затем, видимо, удовлетворившись результатом осмотра, кивнул.

– Вы не врете.

Он развернулся и пошел по тропе, бросив через плечо.

– Идите за мной. И приведите в чувство своего товарища. Он уже посинел.

Проходя мимо Бореаля, Роквуд хлопнул проводника по плечу. Тот придушенно вякнул. После второго толчка Бореаль очнулся и, тяжело сопя и сетуя себе под нос, поплелся за кампаса.

* * *

Возвращался Роквуд усталый, но довольный. Память в обеих камерах была забита фотографиями. Кампаса, поначалу застенчивые, быстро освоились и с удовольствием ему позировали.

Поселок стоял на небольшой вырубке. Впрочем, поселком это было трудно назвать, потому что все жили в одном большом, крытом пальмовыми листьями доме. В нем обитало около пятнадцати семей. Женщины вместе готовили еду и присматривали за детьми. Мужчины охотились и выращивали тапиоку и бананы на маленькой заболоченной плантации. По поселку бродило несколько тощих собак, а у одного из мальчишек обнаружилась ручная змея. Мать мальчика, робко отводя глаза, поднесла американцу чашку с горячим напитком. Горьковатый травяной настой по вкусу напоминал мате, но был еще более ароматным и терпким.