Бывший синьор Маскуито перестал смеяться так же резко, как начал. Он выпрямился и стал как будто выше. Смешной клок волос над бровью уже не казался смешным. В глазах старика медленно разгоралось темное пламя – и Роквуд понял, что, тот самый или нет, этот человек совершенно безумен и смертельно опасен.

– Мне надоело прятаться. Надоело корчиться в норе, как загнанный зверь при звуке рога загонщика. Надоело скрывать под маской свое лицо. Я ждал слишком долго. Но теперь час настал. Ваше появление было знаком. И вы – именно вы, представитель народа, который считает себя господами Земли, – вы понесете миру эту весть. Возьмите камеру, Роквуд. Я хочу, чтобы вы сфотографировали мою армию.

Он отступил от двери, и в глаза Роквуду ударило низкое солнце. Розовые лучи отразились от листьев, от оконных стекол, от полированной крышки стола и от бесчисленных резиновых шаров. Молчаливое воинство заполнило веранду, лестницу, площадку перед домом, рощу и дорожку, ведущую к реке. Смуглые тела стояли ровными рядами, резиновые головы застыли на обрубках шей, и мириады нарисованных глаз глядели на Роквуда. Он задохнулся.

Человечек ступил на порог и вскинул руку в давнем приветствии. Сотни рук взметнулись в ту же секунду в едином жесте, как плавник подпрыгнувшего над водой дракона.

– Разве это не прекрасно, Роквуд? Одно тело, одно сознание – видели ли вы еще где-то подобное?

В первом ряду стояли Ллон и Лина. Новая голова Ллона была чуть больше прежней, и Роквуд подумал, что ему не хватает оттопыренных ушей. На одежде паренька запеклась кровь. Он держал свою невесту за руку, и та прислонилась к его плечу, как могла бы прислониться и в жизни.

Роквуд шагнул к двери.

Сбоку хмыкнуло:

– Этот дрессированный павиан Доминго думал помешать мне. Скрывал от меня свои жалкие секреты, воровал мой латекс. Ха. Сам же и поплатился. Девочка порезвится у него в поселке, порезвится, пока там не останется живых. А потом она приведет еще…

Роквуд и сам не заметил, как ноги вынесли его на веранду. Нарисованные глаза Ллона оказались совсем рядом. Сейчас, вблизи, фотограф увидел, что резиновые шары пришиты к телам желтоватым волокном, тем самым, которым стянуты были шейные отверстия мертвых голов. Концы нитки торчали, шов был грубым, но крепким. Роквуд обнаружил, что сознание его плывет. «Я сплю, – подумал он. – Или спятил. Или и то, и другое одновременно». Поэтому он не особенно удивился, когда угольные губы Ллона дрогнули. Две черные полоски шевельнулись еще и еще раз. Роквуд не умел читать по губам, однако эти два слова он понял без труда. Нога трупа дернулась, и к ботинку Роквуда подкатилась пустая бутылка из-под виски, забытая на веранде. Он посмотрел на бутылку. На Ллона. Снова на бутылку. А потом одним быстрым движением нагнулся, сжал в кулаке узкое горлышко и, распрямившись, что было силы ударил по улыбнувшемуся шару.