– В конце концов, вы не причините вреда Гнезду. Они даже ничего не узнают. А если мы успешно воспроизведем генетическую линию Роя, то у человечества не останется причин их тревожить.
– Это правда, – сказал Африэль, хотя где-то в подсознании у него тут же мелькнула мысль о баснословном богатстве астероидов около Бетельгейзе. Неизбежно наступит день, когда человечество отправится к звездам массово, по-настоящему. Не помешает знать подробности о любой расе, что может стать противником.
– Я помогу вам, чем смогу, – сказала Мирная. Наступило недолгое молчание. – Вы уже осмотрели эту область?
– Да.
Они покинули зал матки.
– Сперва вы мне не понравились, – доктор говорила откровенно. – Думаю, теперь вы мне нравитесь больше. Кажется, у вас есть чувство юмора, которого не достает большинству людей из «Безопасности».
– Это не чувство юмора, – грустно ответил Афри-эль. – Это замаскированное под юмор чувство иронии.
* * *
В дальнейшем нескончаемом потоке часов не было дней. Только сон урывками – сперва по отдельности, затем вместе, пока они держались друг за друга в невесомости. Сексуальное ощущение кожи и тела стало якорем, напоминавшем об их общей человечности – далекой и измочаленной человечности в стольких световых годах от дома, что сама его концепция теряла всякий смысл. Жизнь в теплых туннелях, кишащих симбиотами, была здесь и сейчас; здесь Африэль и Мирная больше походили на микробы в кровотоке, непрестанно следуя за пульсацией приливов и отливов. Часы растягивались в месяцы, и само время становилось бессмысленным.
Провести тесты с феромонами было сложно, но возможно. Первые десять феромонов оказались простыми стимулами сплоченности, принуждали рабочих собираться вместе, пока по их щупальцам разносился химикат. Затем рабочие ожидали дальнейших приказаний; если тех не следовало, они разбегались. Для эффективной работы феромоны следовало подавать в смеси или серии, как компьютерные команды; например, первый – кучкование – вместе с третьим – приказом о переходе – вынуждали рабочих покидать одну пещеру и переходить в соседнюю. Самые лучшие промышленные возможности были у девятого феромона; он приказывал строить, после которого рабочие собирали и отправляли на работу туннельщиков и копателей. Другие только раздражали; десятый спровоцировал особей на процедуру груминга, и мохнатые щупальца сорвали с Африэля последние лохмотья одежды. Восьмой феромон отправил рабочих собирать ресурсы на поверхность астероида, и оба исследователя, стремясь изучить новый эффект, чуть не улетели в открытый космос.