— Видишь ли, Ник… — вздохнул Бонд. — Мне не раз доводилось иметь дело с коммандос, и я знаю вашего брата как облупленных. Не получив сигнала, ты наверняка полезешь меня выручать, сочтя отход за «трусость и шкурничество»… можешь даже не отвечать! Так вот: если через семь минут сигнала не будет — это значит, что я действительно, гарантированно, мертв. И уж тогда — жги!

— Да, сэр. Так точно, сэр.

— Ну, тогда — с Богом! — коммандер, широко перекрестясь, поправил абордажный тесак на перевязи и с чувством продекламировал в пространство:

* * *

— Что у вас тут за бардак? — брюзгливо осведомился Посол по особым поручениям генерал фон Федермессер, озирая запертую дверь тюрьмы («Желая Башня» старой Альтштадтской стены), перед которой притормозил их возок по пути к Замку. — Спят они там все, что ли? А ну-ка, Руди — устрой им побудку в своей неподражаемой манере!

— Рады стараться, вашество! — радостно осклабился тот и, покинув кОзлы, забарабанил кнутовищем в окованные железом дубовые доски. — Открыффай! Geheime Staatspolizei!

На сей раз внутри завозились и, не мешкая, приоткрыли смотровую щель. Каковое слово — «щель» — грубиян Шпаннер тут же и обыграл в самых разнообразных коннотациях.

— Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие, — отозвались изнутри (судя по дикции — сплюнув при этом). — И вообще — отвали от охраняемого объекта на уставные десять шагов, остроумец хренов!

— Ладно, сержант, — веско вступил со своего места посол, — и правда, хватит уже шуток. Примите у нас арестанта, и дело с концом. А то нас, поди, заждались уже в Замке, и досадуют на вашу нерасторопность.

— Какого еще, к дьяволу, арестанта? Нет у нас никаких приказов на сей счет! Вы, вообще, кто такие?

— Ты, может, еще и меня не признаёшь, Генрих Майгель, сукин ты кот? — вновь заорал Шпаннер. — А это тебе не хрен собачий, а Его превосходительство особый посол, понял, дубина ты стоеросова? А ну, зови, давай, начальника тюрьмы! — и при этих словах он заговорщицки подмигнул курляндцам.

— Да нету его, Руди, откуда ему тут взяться, в такую рань? — примирительно сбавили тон за дверью.

— И что — пока тот глаза продерет, так и будете Его превосходительство на улице морозить? С вас за это строжайше взыщется!

— Ладно-ладно, не разоряйся! — наконец решился тюремщик. — Пускай идут в тюремную канцелярию и объясняются там с дежурным. Только чтоб всё оружие мне при входе сдали, без никаких — хоть послы они, хоть кто!

Тюремный чиновник в канцелярии, в чине младшего аудитора, был настроен менее миролюбиво: